Самгин взял из его руки конверт, там, где пишут адрес, было написано толстыми я прямыми буквами:
"Прости, милый друг, Аля, что наскандалил, но, понимаешь, больше не могу. Влад. Л.".
Он машинально перевел полицейскому слова записки и подвинулся к двери, очень хотелось уйти, но полицейский стоял в двери и рычал see более громко, сердито, а Дуняша уговаривала его:
- Да пошел ты вон!
Время шло медленно и все медленнее, Самгин чувствовал, что погружается в холод какой-то пустоты, в состояние бездумья, но вот золотистая голова Дуняши исчезла, на месте ее величественно встала Алина, вся в белом, точно мраморная. Несколько секунд она стояла рядом с ним - шумно дыша, становясь как будто еще выше. Самгин видел, как ее картинное лицо побелело, некрасиво выкатились глаза, неестественно низким голосом она сказала:
- Ой, нет, нет... Володька!
Упала на колени и, хватая руками в перчатках лицо, руки, грудь Лютова, перекатывая голову его по пестрой подушке, встряхивая, - завыла, как воют деревенские бабы.
Завыла и Дуняша, Самгин видел, как с лица ее на плечо Алины капают слезы. Рядом с ним встал Макаров, пробормотав:
- Удрал Володя...
С кушетки свесилась правая рука Лютова, пальцы ее нехорошо изогнуты, растопырены, точно готовились схватить что-то, а указательный вытянут и указывает в пол, почти касаясь его. Срывая перчатки с рук своих, Алина Причитала:
- Милая моя душа, нежная душа моя... Умница. Дуняша, всхлипывая, снимала шляпку с ее пышных волос, и когда сняла - Алина встала на ноги, растрепанная так, как будто долго шла против сильного ветра.
- Небрежничала я с ним, - стонала она. - Уставала от его тревог. Володя - как же это? Что же мне осталось?
Голос ее звучал все крепче, в нем слышалось нарастание ярости. Без шляпы на голове, лицо ее, осыпанное волосами, стало маленьким и жалким, влажные глаза тоже стали меньше.
- Не любил он себя, - слышал Самгин. - А людей - всех, как нянька. Всех понимал. Стыдился за всех. Шутом себя делал, только бы не догадывались, что он все понимает...
Макаров взял Алину за плечи.
- Ну - довольно! Перестань. Здесь шума не любят.
- Молчи, ты! - крикнула она, расстегивая воротник блузы, разрывая какие-то тесемки.
- Полиция просит убрать тело скорее. Хоронить будем в Москве?
- Ни за что! - яростно вскричала женщина. - Здесь. И сама останусь здесь. Навсегда. Будь она проклята, Москва, и вы, все!
Дуняша положила руку Лютова на грудь его, но рука снова сползла и палец коснулся паркета. Упрямство мертвой руки не понравилось Самгину, даже заставило его вздрогнуть. Макаров молча оттеснил Алину в угол комнаты, ударом ноги открыл там дверь, сказал Дуняше:
