- Гениев у нас в султанате много, - задумался мудрец. - Но у всех есть один недостаток. Стихи у них, я позволю себе выразиться, индивидуальны. Как не переначертывай, все равно в соседнем ханстве догадаются по стилю, кто излагал.
- Это недопустимо! - вскричал визирь.
- Может быть, в кратчайший срок отбить у них стиль?
- Какой еще срок? - возмутился визирь. - Надо немедленно согласовать кандидатуру. Ну, не гениев, а просто талантов нету?
- Полным-полно, - уверил мудрец. - Возьмите Буля. Сочиняет молниеносно: в день поэму, в неделю семь поэм, от полной луны до полной луны...
- Стоп! Буль не подойдет. Его двоюродную сестру султан прогнал из гарема за сплетни. Нельзя же Булю доверить секретное дело!
- Да, конечно, - сказал мудрец. - Тогда Муль. Проникает в самую суть мироздания.
- Муль? Ты что, забыл? Он кукарекал, когда на площади четвертовали преступника, - того, который шаркал ногами, проходя мимо дворца. Ну и кадры подбираете!
- Есть, есть достойный! - прошептал мудрец. - Ни табаком, ни вином, ни женщинами не пользуется. Словесно устойчив. Чист как стеклышко. Это Руль.
- Ни за что! Твой Руль в базарный день врезался на своем осле в верблюда, на котором ехал я, визирь его величества!
- О, Аллах! - задрожал мудрец. - Нету у меня больше талантов.
- Дьявол с ними, с талантами! - заорал визирь. - Выделите из коллектива стихотворца без глупостей, и пусть сочинит до захода солнца, а то...
- Слушаюсь, ваше подвеличество!
Через полчаса стихотворцев собрали у храма муз, который подарил им султан. Храм был заперт, чтобы не топтали паркетные полы из заморского дерева. На верхней ступени восседал мудрец, ведающий музами и пегасами, чуть ниже - два гения, под ними три таланта, а на земле разлеглись остальные.
- О творцы! - сказал мудрец, - Всевышний кладет на вас ответственную нагрузку.
- Без гонорара? - спросили дуэтом гении.
- Заткнитесь! - сказал мудрец.
- А что мы с этого будем иметь? - спросили таланты.
- Вы - ничего! Кто из безвестных изъявляет желание?
Никто не изъявлял, и мудрец на всякий случай постучал хлыстом о голенище сапога.
Тогда в тени под чинарой поднялся, пошатываясь, пожилой стихотворец, вытер руки о халат и сказал, заикаясь:
- У-уж лучше добровольно.
- Ты же пьян!
- Я с-скоро протрезвею.
- Слушай, а из гарема его величества твоих двоюродных сестер не прогоняли?
- Ни одной.
- А ты не кукарекал?
- Н-никогда.
- А на осле никого не сбивал?
- Да у него и осла-то нет, - зашумели стихотворцы. - Подходит!
