Одним махом я накатил лафитник водки, разжевал кусочек ветчины, выдохнул:
– Бояться мне здесь некого и незачем. Но от такой насыщенной жизни и помереть недолго, а?
– Дрон, прекрати! – возмутился Круз. – Работой мы тебя пока не загружаем намеренно, нам осенью понадобится твоя голова, максимально свежая. Но раз ты так исстрадался… Хорошо. Придумаю я тебе трудотерапию. Разберись покамест с Покровском. И тебе занятие, и нам не без пользы: есть у нас там свой пиковый интерес.
– Покровск?
– Да.
– Что там? Опытный завод? Объединение «Ураган»? «Точприбор»?
– Ну вот, а говоришь, буквы забыл, газет не читаешь.
– Завод электрооборудования тоже?
– Этот группа Раковского уже к клешням прибрала, плетью обуха не перешибить.
– А попытаться?
– Верным путем идет ход ваших мыслей, товарищ!
– А то… – пожимаю плечами.
– Компьютер у тебя с собой?
– Обязательно. Ржавеет в груде тряпья.
– Через пару дней подошлю тебе материал. На лазерных дисках.
– Иваныч, раз такое дело, мне бы самому по городку побродить, местную прессу почитать, на рынке потолкаться…
– Там есть кому толкаться. Ты у нас думный боярин. Вот и думай.
– Круз, я не боярин, я пролетарий умственного труда. Мне доставляет удовольствие сам процесс. К тому же… Никакие «ноги» и никакой чужой подбор не заменят такой штуки, как интуиция. Может, я за какое объявление на заборе зацеплюсь и…
– Раскроешь антинародный план «First Boston Group» по превращению Покровска в Клинтоноград?
– Может, и не так круто, но…
– А что там у нас с карасиками?
Карасиков я самолично натаскал из пруда на хлебный мякиш ранним утречком, а по приезде Димы, после отведывания столичных изысков и поедания обязательного шашлыка, рыбку мы закопали в остывающие угли.
– Должно быть, готово.
– Ну и славно. А под карасиков «Померанцевой», ага?
– Расчехляй.
Дима Крузенштерн уехал рано утром. Вяло помахав ему ручкой, я завалился дрыхнуть дальше.
Через два дня никто ни от Димы, ни из «Континенталя» не приехал. Прошло еще три дня. И в передачке про распоясавшийся криминал дикторша, равнодушно глядя красивыми коровьими глазами в камеру, сообщила, что преступность в очередной раз обнаглела и скоро примут меры…
Диму Крузенштерна взорвали в машине у подъезда дома, на глазах Тамары и детей.
«Я пью один, со мною друга нет…» Когда уходит близкий человек, чувство потери возместить нельзя ничем. И вспоминаешь, что мы так и не поговорили о самом важном в этом мире. Зато мы умели об этом помолчать. «Если радость на всех одна, на всех и беда одна…»
