- Мы видим, что в Германии быстро создаются условия для перехода к социалистическому строю, без катастроф, эволюционно, - говорил Прейс, оживляясь и даже как бы утешая Самгина. - Миллионы голосов немецких рабочих, бесспорная культурность масс, огромное партийное хозяйство, говорил он, улыбаясь хорошей улыбкой, и все потирал руки, тонкие пальцы его неприятно щелкали. - Англосаксы и германцы удивительно глубоко усвоили идею эволюции, это стало их органическим свойством.
- О, да, - сказал Самгин.
Все, что говорил Прейс, было более или менее знакомо из книг, доводы и выводы которых хотя и были убедительны, но - не нужны Самгину. В черненькой паутине типографского шрифта он прозревал и чувствовал такое же посягательство на свободу его мысли и воли, какое слышал в речах верующих людей. Он соглашался, что Август Бебель прав, но находил, что Евгений Pихтер ближе к простой истине, которую так хорошо чувствует, поэтически излагает скромненький историк Козлов. Железная метла логики Маркса тоже правдива, сокрушительно .правдива, но ведь правдиво и евангелие, которое Иноков озорниковато, а в сущности метко уравнял с книгой "Хороший тон". И вот: раньше -хорошим тоном считалось "народничество", а ныне претендует на эту роль марксизм. Сузив понятие "народ" до понятия "рабочий класс", марксизм тоже требует "раствориться в массах", как этого требовали: толстовец, переодетый мужикам, писатель Катин, дядя Яков. Брат Дмитрий уже "растворился". В сущности, все это сводится к необъяснимому желанию сделать человека Исааком, жертвой, наконец - лошадью, которая должна тащить куда-то тяжкий воз истории. Слушая все более оживленную и уже горячую речь Прейса, Клим не возражал ему, понимая, что его, Самгина, органическое сопротивление идеям социализма требует каких-то очень сильных и веских мыслей, а он все еще не находил их в себе, он только чувствовал, что жить ему было бы значительно легче, удобнее, если б социалисты и противники их не существовали. Он не находил в себе и силы решительно заявить:
"Не хочу играть роль Исаака, найдите барана!"
И, наконец, его смущало, что в часы, как этот час, требовавшие от него наиболее точной самооценки, он чувствовал себя каким-то консервативным анархистом или анархистически настроенным консерватором, а это уж было настолько своеобразно, что он переставал понимать себя.
Он ушел от Прейса, скрыв свое настроение под личиной глубокой задумчивости человека, который только что ознакомился с мудростью, неведомой ему до этого дня во всей ее широте и глубине. Прейс очень дружески предложил:
