- Опять забыли плевальницу поставить.
Вошел Дронов, редактор возвел глаза над очками.
- Я звонил не вас, сторожа.
- Хроника, - сказал Дронов.
- Что именно?
- Утопленник. Две мелких кражи. Драка на базаре. Увечье...
- Жизнь, а? - вскричал Робинзон, взяв Клима под руку. - Идемте пиво пить.
Дронов, стоя у косяка двери, глядя через голову редактора, говорил:
- Тюремный инспектор Топорков вчера, в управе, назвал членов управы Грачева - идиотом, а Тимофеева - вором...
- Но оба они не поверили ему, - закончил Робинзон и повел Клима за собой.
Самгин не хотел упустить случай познакомиться ближе с человеком, который считает себя вправе осуждать и поучать. На улице, шагая против ветра, жмурясь от пыли и покашливая, Робинзон оживленно говорил:
- Идем в Валгаллу, так называю я "Волгу", ибо кабак есть русская Валгалла, иде же упокояются наши герои, а также люди, изнуренные пагубными страстями. Вас, юноша, какие страсти обуревают?
Шли чистенькой улицей, мимо разноцветных домиков, скрытых за палисадниками, окруженных садами.
- Удобненькие домишечки, - бормотал Робинзон, жадно глотая горячий воздух. - Крепости всяческого консерватизма. Консерватизм возникает на почве удобств...
"Вот такие бездомные, безответственные люди, которым нечего жалеть", думал Самгин.
- Помните у Толстого иронию дяди Акима по поводу удобных ватеров, а?
Клим, не ответив, улыбнулся; его вдруг рассмешила нелепо изогнутая фигура тощего человека в желтой чесунче, с желтой шляпой в руке, с растрепанными волосами пенькового цвета; красные пятна на скулах его напоминали о щеках клоуна.
- Не думаю, что вы - злой человек, - сказал он неожиданно для себя.
- То-то что - нет! - воскликнул Робинзон. - А - надо быть злым, таков запрос профессии.
Ресторан стоял на крутом спуске к реке, терраса, утвержденная на столбах, висела в воздухе, как полка.
Через вершины старых лип видно было синеватую полосу реки; расплавленное солнце сверкало на поверхности воды; за рекою, на песчаных холмах, прилепились серые избы деревни, дальше холмы заросли кустами можжевельника, а еще дальше с земли поднимались пышные облака.
В углу террасы одиноко скучала над пустой вазочкой для мороженого большая женщина с двойным подбородком, с лицом в форме дыни и темными усами под чужим, ястребиным носом.
- Madame Каспари, знаменитая сводня, - шопотом сообщил Робинзон. Писать о ней - запрещено цензурой. Дружеским тоном он сказал молодому лакею:
- Рыбки, Миша, яиц и парочку пива.
