В то время Рав Барух Шалом Ашлаг и рав Лайтман регулярно выезжали на несколько дней в Тверию (каждую неделю или минимум раз в две недели). А жена рава Баруха, раббанит Йохевет, уже в течение шести лет была парализована. Она вообще очень много вынесла в своей жизни, но, даже будучи совсем больной, держалась на высшем уровне. Она была аристократкой…
Так вот, эти поездки рава Баруха и рава Лайтмана создавали сложности: парализованная раббанит оставалась одна. А Рав не мог все время просить дочерей присматривать за ней. Он вообще очень не любил никого просить. Если он что-то просил, то потом чувствовал себя очень обязанным.
Ребе и рав Лайтман давно искали женщину, которая могла бы ухаживать за парализованной рабанит. Я об этом ничего не знала, но как то вдруг сказала: «Я хочу оставить психиатрию и делать все, что только смогу, для большого мудреца». Рав Лайтман тут же позвонил по телефону и попросил у Рабаша разрешения приехать к нему со мной. Мы приехали, и я сидела ничего не понимая, а они все решили за меня… и в течение месяца моя жизнь совершенно изменилась. Я вошла в эту среду – с хасидскими собраниями, трапезами.
Мы (я, моя дочь и маленький сын) ничего не понимая, вдруг попали туда, где все, казалось бы, должно быть чисто и красиво… А там – огромные столы, люди едят, много пьют, вытирают руки об скатерти…
Но вместе с тем, всегда прослеживался очень четкий порядок, даже в первые дни. Все как-то шло очень четко, по плану: когда Рав говорил, должно быть тихо. Но вместе с тем эти трапезы хасидские были очень…странные! Потом я привыкла к ним настолько, что не могла есть ни в одном ресторане.
Так вот, через месяц моя дочка уже была замужем. Свадьба была очень веселая. Были люди, которые говорили: «Ты с ума сошла»… Каббала в те годы была пугающим словом. Все раббаним из моей прошлой жизни говорили мне: «Ты совершаешь страшный поступок!» Но, приехав на свадьбу, они получили огромное удовольствие. Они увидели рава Баруха и веселье, людей, которые занимаются наукой Каббала – внутренней частью Торы. Ведь рав Барух скрывал себя, не выходил ни на какие публичные разговоры. И от раббаним он тоже скрывался.
К нему приходили раббаним очень высокого уровня, но он даже не давал им зайти в свою комнату. Они стояли за порогом, он говорил им: «Спасибо», но не пускал их домой. Я не знаю почему. Но я помню, что так было. Он не впускал никого в свой дом! Кроме рава Лайтмана, которого он просто приглашал, и заставлял, как можно больше быть у него, чтобы учиться.
