— Ой, смотрите, кто пришел! — Люда бросилась к Косте, и ее тонкое ситцевое платье плеснулось назад. Крикнула она, назвала его имя — и все Костины мучения и горести исчезли, улетучились. — Что ж ты не приходил к нам? Мы уж думали, заболел, сами хотели прийти… — Черные ресницы Люды замерли, насторожились, и Костя впервые заметил, что в карих глазах ее, всегда обжигающих, как крапивой, весельем и насмешкой, живут и серьезные зеленые огоньки.
— Занят был… Не мог.
— А у твоего отца сегодня замечательное настроение, — заметила Люда. — Вовсю веселит ленинградцев!
— Он всегда такой. А где Сашка?
Люда кивнула на забор, и как раз в этот момент Костя отчетливо услышал голос отца:
— Не вешай носа! Все будет отлично, хозяин! Голос уже был совершенно трезв и четок.
Костя хотел попросить Люду, чтобы она позвала брата, да раздумал: будто сам боится подойти к дыре в заборе — в нем было выломано две доски. Однако самому звать не хотелось: отец ведь подозревает, что Сашка настраивает Костю против него, и нечего ему знать, что он явился к Сапожковым…
Костя медленно прошел вдоль забора и увидел в широком проломе бежевую «Волгу» и возле нее Сашку, Николая Тимофеевича, тетю Лелю и… И еще он увидел отцовские ноги. Отец лежал под машиной на спине, на потертом коврике, и наружу торчали подошвы его туфлей со сбитыми каблуками. Отец что-то делал под машиной — завинчивал болт, что ли?
Костя так же медленно пошел в обратную сторону и опять глянул в пролом. Теперь Сашка стоял на корточках возле отцовских ног, и Николай Тимофеевич давал какие-то советы не то ему, не то отцу, а из-под машины раздавался бодрый голос:
— Это ни к чему… Не первый раз! Пойдет как миленькая! Все в норме! — И уже другим, более деловым голосом говорил: — Так-так. Подайте другой ключ. Теперь молоток. Порядок!
Костя отошел от забора и услышал резкий стук металла о металл, смех Николая Тимофеевича и тети Лели, заглушавший голос отца, ставившего новый диск сцепления.
Был теплый вечер, в безоблачном темнеющем небе с неумолчным радостным визгом носились ласточки, и на душе у Кости становилось ровней, спокойней, уверенней. Может, все наладится у них. Вчера вечером отец еще хорохорился и обрывал Костю, а сегодня, у цистерны, в его словах чувствовалось сожаление и недовольство собой. Наверно, кое-что передумал.
И еще потому стало спокойней на душе у Кости, что рядом была Люда и очень приветливо, очень мягко, даже как-то по-новому смотрела на него. «Дай-ка я сыграю с ней, — вдруг подумал Костя. — Умею же!..» — Отобрал у Женечки ракетку и пустил Люде волан. Она легко подпрыгнула и со смехом отбила волан. Костя вовремя принял его и послал обратно.
