Потом Кэролайн сказала, что ей пора. Я проводил ее до выхода из подъезда. Она пообещала прийти в воскресенье и снова подставила мне щеку для поцелуя.
Когда она ушла, Оливер расслабился.
– Значит, это и есть твой objet trouve – femme trouvee, я бы даже сказал. Ничего так изделие, ноги, фигура… в общем, приятная форма для бревнышка, сплавленного по реке, только, пожалуй, не стоит его вылавливать. Пусть плывет себе дальше. Она не для тебя.
– Что значит, не для меня?
– Нет, ты ее соврати в любом случае. Девочке явно не помешает, чтобы ее как следует развратили. Но если ты человек искусства, и принимаешь искусство всерьез, тогда принимай всерьез жизнь, которая станет предметом искусства. Все, по-настоящему значимое для писателя или художника, случается с ним в возрастном промежутке между шестнадцатью и двадцатью пятью. Все, что будет потом, это лишь переработки, усовершенствования, вариации, подстрочные примечания и воспоминания о былом. Поэтому, пока мы еще молодые, нам нужно суметь взять от жизни как можно больше. И, боюсь, что интрижка с маленькой Мисс Машинисткой не входит в понятие насыщенной, интересной и полной жизни.
Оливер пристально смотрел на меня. Я молчал. В таком неловком молчании мы просидели, наверное, пару минут, а потом Оливер встал и подошел к мольберту. Я не показывал Кэролайн, что я делаю с ее портретом, так что Оливер был первым, кто увидел мою работу.
– Тем не менее, должен признать, что портрет получается великолепно. Браво!
«Стриптиз», наверное, самая известная из всех моих картин. Я никогда не соглашался ее продать, тем не менее, она выставлялась на выставках неоднократно. В «Стриптизе» я изобразил Кэролайн женщиной с телом из синей ткани, причем специально старался придать е° лицу, ногам и предплечьям текстуру хлопчатобумажной материи. Ее перчатки и платье я раскрасил в тонах живой плоти, так что сразу становится ясно, что женщина на портрете одета в наряд из человеческой кожи. Мне много раз говорили, что эффект создается волнующий, даже тревожный.
Кэролайн сдержала свое обещание и вернулась на следующий день. Она ни разу не слышала, чтобы люди спорили о кино так, как спорили мы с Оливером. Ей хотелось побольше узнать о его несбывшемся романе с прелестной хозяйкой загородного поместья, но я решил, что не буду потворствовать буйным фантазиям Оливера и участвовать в его живописных выдумках.
– Нет никакого романа, и никакого поместья с прелестной хозяйкой. Он все придумал. Даю голову на отсечение, что Оливер – гомосексуалист.
