Ваш кузен Майкл.
На следующий день после полудня Люси повела за собой группу двенадцатилетних учениц по тропинке через дубовую рощицу за школой. Погода стояла не по сезону теплая, и было бы обидно упускать ее и проводить урок рисования в помещении.
Захватив с собой рабочие халаты, блокноты для эскизов и грифели, они вышли к старому спуску к реке, откуда открывались сразу четыре великолепных вида. Прямо перед ними была Темза на фоне сельского пейзажа, позади — дубовая рощица, слева — школьный лодочный сарай, а справа — вишневый сад.
Тот самый проклятый вишневый сад. Пока девочки надевали рабочие халаты, Люси окинула взглядом сад. Может быть, Диего Монтальво вышел прогуляться? Или все еще нежится в постели?
При этой мысли ей неизвестно почему стало жарко. Интересно, он спит в ночной сорочке или без, как это делали некоторые мужчины в полку?
Она не хотела этого знать. Потому что при мысли о нем — с голой грудью — у Люси учащалось сердцебиение, а ей еще предстояло сегодня встретиться с ним. И как прикажете ей вести себя после вчерашних поцелуев?
Пальцы ее автоматически сжались в кулачок, из губ вырвался тихий стон. Хватило бы и одного такого поцелуя, но ведь были и второй, и третий…
Ни один мужчина, даже Питер, никогда не целовал ее в ладонь или в запястье. Она чуть не умерла на месте. Странно, что такие поцелуи кажутся гораздо более интимными и греховными, чем поцелуй в тыльную сторону ладони.
Или все просто объясняется тем, с каким чувством Диего смотрел на нее при этом?
Люси вздрогнула. В теплом взгляде его карих глаз цвета кофе было не только восхищение, а еще что-то необузданное, бесстыдное и очень, очень порочное.
Этот бессовестный взгляд, эти неблагоразумные поцелуи не давали ей спать всю прошлую ночь. Она представляла себе его властные губы, прокладывающие поцелуями пылающую дорожку по ее обнаженному телу от подбородка вниз по горлу, к ее груди…
— Мисс Ситон? — обратилась к ней одна из учениц. Люси улетела так далеко в своих мыслях, что не сразу вернулась к реальности.
Она круто повернулась и увидела, что девочки уже уселись на дощатой скамейке, обрамлявшей спуск, и, приготовив грифели и блокноты для эскизов, застыли в ожидании.
— Ну, я вижу, вы готовы, — сказала Люсинда, призвав на помощь все свое самообладание. Это был ее первый урок рисования. Почему, черт возьми, она позволяет мыслям об этом проклятом фокуснике мешать ей? Этак можно вообще забыть, зачем она здесь. Надо быть осторожнее!
