Но Тори и на этот раз уклонилась от ответа.
— Да так, когда ты уходил на раскоп, я от нечего делать немного поработала.
В экспедиции Тори ежедневно показывала Девону сделанные ею этюды рабочих, окружающего пейзажа, разные мелкие наброски, и Девона, конечно, заинтересовал этот большой холст, написанный, очевидно, маслом. Однако месяцы женитьбы не прошли даром, он хорошо узнал характер своей жены, поэтому решил не приставать к ней больше с расспросами, а дождаться той минуты, когда ей самой захочется показать свою картину.
— Хорошо, — весело произнес он, — я подожду. — Что же касается камней, то я никогда не привожу их домой. Если ты помнишь, мы оставили их в музее.
Тори подошла, встала на цыпочки, обвила его руками и подняла к нему свое улыбающееся лицо.
— Я все прекрасно помню. Например, как ты настоял на том, чтобы представить меня директору музея и потом долго надоедал ему, расписывая блестящие способности твоей жены.
— Тори, извини меня. Но я действительно очень горжусь тобой.
— Никогда бы не подумала.
Девон не успел ничего ответить, потому что в этот момент раздался истошный кошачий вопль, прервавший их разговор, — и откуда-то сверху с высокой лестницы, на них обрушился бедняга Виски, приземлившийся точно на плечо Девона.
Девон вздрогнул и даже пошатнулся от неожиданности.
— Посмотри-ка, как он соскучился без нас!
Тори со смехом принялась отдирать котенка от его рубашки.
— Напомни мне, Девон, чтобы я не забыла поблагодарить Фила и Анжелу за то, что они заботились о нем и доставили его сюда к нашему приезду.
— Не забуду еще одно: ему необходимо постричь когти, — потирая плечо, сказал Девон.
Прислушиваясь к громкому урчанию котенка и с нежностью глядя на него, Тори проговорила:
— Знаешь, Девон, активность Виски — неотъемлемая часть его очарования. — Она встала на цыпочки и, поцеловав Девона в подбородок, добавила — Как и твоего тоже.
Девон с улыбкой наблюдал, как Тори проследовала за котенком на кухню, чтобы накормить и напоить малыша. Наклонившись, он поднял чемоданы и понес их наверх, благородно устояв перед искушением заглянуть под материю, которой была закрыта таинственная картина.
К тому времени, как он снова спустился вниз, Тори распахнула двери французского балкона в гостиной, чтобы, впустить теплый воздух и полюбоваться пейзажем позднего лета, и набрала номер Анжелы.
Поскольку Девону было позволено присутствовать при беседе, он слышал, что в разговоре упоминалось и его имя. Он стоял рядом и смотрел на свою жену. Тори по-прежнему представляла для него притягательную тайну, и ее разгадка требовала не менее глубокого изучения и нежного обращения, чем те тысячелетние находки, которым он посвятил большую часть своей жизни.
