- Для какого намерения?
- На память!
Он бережно свернул лист, говоря:
- А вы, когда его расклеют, с заборчика сдерите.
Но я стал упрашивать его, и, подумав, он милостиво дал мне бумагу.
Пока я писал, он, принюхиваясь, рассматривал титулы книг на столе, вздыхал, покачивая головою, и ворчал:
- Многие теперь запрещены будут книги. Тоже законник надо. Обязательно.
Кончив переписывать, я спросил его:
- Так, по-вашему, надо арестовать всех людей...
- Обязательно, которые скопцычески...
- Вы хотите сказать - скептически?
Но он строго поправил меня:
- Скопцы, значит - скопцычески. Исковеркавши слово, правду не скроешь. Скопцы - это которые не признают меня членом жизни.
Видя, что с ним трудно говорить, я спросил: чем он занимается?
- А - вот-с!
И человек угрожающе потряс в воздухе законом.
- А до законодательства - чем?
Он встал со стула, оправил пиджачок и сказал:
- Думал.
Потом, выпрямясь, недоверчиво проговорил:
- Значит - господин Пешехонов не одно то самое, что господин Горький? Писатель?
- Нет, не одно...
- Очень затруднительно понять это, - сказал он, вдумчиво пришурясь. Как будто бы два лица, а выходит - три! Если же считать - трое, то будет два. Разве нарушение закона арихметики не запрещено властями?
- Властей еще нет...
- Н-да... Так! И - с точки зрения устава о паспортах - по двум паспортам жить не разрешается. Закон!
Неодобрительно кивнув головою, он пошел к двери, но по пути запнулся за что-то и, обернувшись, сказал:
- Извиняюсь, попал в недоразумение. Омрачен думами, хотя голова у меня светлая, как известно. Такое, знаете, время...
За дверью, набивая на ноги калоши, он ворчал:
- Тут сам Бисмарк... Не то - двое... не то - трое...
