Перед ней внезапно разверзлась пропасть, и глубину ее обнаружил взгляд, который Мари бросила на незнакомца.
«Эта женщина любит его, — подумала Мари. — Но почему же она осыпает меня любезностями? Ведь только что она выказывала мне такую холодность! Неужели я погибла? А может быть, она боится меня?»
Меж тем эмигрант бледнел, краснел, но все же сохранял спокойствие и сидел, опустив глаза, чтобы скрыть бушевавшие в нем странные чувства. Плотно сжатые губы его утратили изящные очертания, лицо пожелтело от какой-то грозной мысли. Мадмуазель де Верней не могла понять, есть ли хоть искра любви в его яростном гневе. Дорога пошла лесом, и темнота мешала участникам безмолвной драмы вопрошать друг друга взглядом. Ропот ветра, шорох густой листвы, звук мерных шагов конвоя придавали этой сцене торжественность, ускорявшую биение сердца. Мадмуазель де Верней догадывалась о причинах внезапной перемены: воспоминание о Корантене мелькнуло, как молния, и тогда мгновенно перед ней предстала истинная картина ее судьбы. В первый раз за этот день она серьезно задумалась над своим положением. До этой минуты она лишь отдавалась счастью любить, не думая ни о себе, ни о будущем. Но теперь она не могла вынести безысходной тоски, стала искать и ждать с кротким терпением любви хотя бы единого взгляда своего возлюбленного, и немая мольба ее глаз была так пламенна, в бледности и трепете ее было столько проникновенного призыва сердца, что он поколебался, но от этого ее падение стало еще более явным.
— Вам нездоровится, мадмуазель? — спросил он.
Его голос, вдруг утративший мягкость, самый вопрос, взгляд, жест — все убедило бедную девушку, что события этого дня — только мираж души, что он рассеялся, как легкие, едва возникшие облака, которые уносит ветер.
— Нездоровится? — переспросила она и деланно засмеялась. — Я только что хотела задать вам такой же вопрос.
— А я думала, что вы понимаете друг друга, — с притворным благодушием сказала г-жа дю Га.
Дворянин и мадмуазель де Верней ничего не ответили. Мадмуазель де Верней была уязвлена вдвойне, ибо с досадой видела бессилие своей всемогущей красоты. Она знала, что в любую минуту, если пожелает, может выяснить причину произошедшей перемены, но совсем не стремилась это сделать, — пожалуй, впервые женщина отступала перед разгадкой тайны. В жизни человеческой, к несчастью, нередко бывают положения, когда вследствие слишком глубокого раздумья или разразившейся катастрофы нашим мыслям не за что ухватиться, они теряют свою основу, у них нет отправной точки, и наше настоящее теряет тогда связь и с прошлым и с будущим. В таком душевном состоянии была и мадмуазель де Верней. Она забилась в угол кареты и поникла, словно деревце, вырванное с корнем. В безмолвном страдании она ни на кого не глядела, замкнулась в своем горе и с таким упорством не хотела покидать тот неведомый мир, где находят себе прибежище несчастные, что ничего вокруг не замечала. Над каретой с карканьем пронеслась черная стая ворон, но Мари не обратила на это внимания, хотя у нее, как у всех сильных натур, сохранился в сердце уголок для суеверия. Некоторое время путешественники ехали молча.
