— Мадам, — сказала мадмуазель де Верней, обращаясь к г-же дю Га, — ваш сын всегда так печален, как сейчас?
— Мадмуазель, — отозвался он, — я спрашивал себя, к чему судьба посылает счастье, если оно через мгновенье исчезнет. Тайна моей печали — в слишком большом наслаждении.
— Ах, какие мадригалы! — смеясь, воскликнула мадмуазель де Верней. — Но они больше подходят придворному, чем питомцу Политехнической школы.
— Мадмуазель, мой сын лишь выразил вполне естественную мысль, — сказала г-жа дю Га, задавшись целью приручить незнакомку.
— Улыбнитесь же, — продолжала мадмуазель де Верней, сама улыбаясь молодому человеку. — Интересно, каким вы бываете, когда надо плакать, если вас так печалит то, что вам было угодно назвать «счастьем».
Эта улыбка и вызывающий взгляд, разрушив гармонию притворно-невинного ее облика, возродила смелую надежду у молодого моряка. Но, повинуясь своей женской натуре, которая всегда и во всем побуждает женщин делать слишком много или слишком мало, мадмуазель де Верней то как будто стремилась завладеть этим юношей и дарила ему взгляд, блиставший щедрыми обещаниями любви, то, в ответ на его галантные фразы, обливала его холодом строгой скромности — обычный прием, каким женщины маскируют свои истинные чувства. И только в одно-единственное мгновение, когда оба думали, что у другого глаза опущены, они взглядом сообщили друг другу свои мысли, но тотчас поспешили угасить сияние этого взгляда, которое в обоих озарило сердце и потрясло его. И больше они не осмеливались смотреть друг на друга, стыдясь, что одним взглядом сказали так много. Мадмуазель де Верней, решив обмануть надежды незнакомца, держалась с холодной учтивостью и, казалось, с нетерпением ожидала конца завтрака.
— Мадмуазель, вы, должно быть, очень страдали в тюрьме? — спросила г-жа дю Га.
— Да, мадам, но мне кажется, что я и не выходила из нее.
— А для чего предназначен ваш конвой, мадмуазель? Оберегать вас или стеречь? Дорожит вами Республика или подозревает вас?
Мадмуазель де Верней инстинктивно поняла, что г-жа дю Га весьма мало к ней расположена, и рассердилась на нее за эти вопросы.
— Мадам, — ответила она, — я не очень хорошо знаю, каков теперь характер моих отношений с Республикой.
— Может быть, вы внушаете ей трепет? — с некоторой иронией сказал молодой моряк.
— Зачем нескромно касаться секретов мадмуазель де Верней, — промолвила г-жа дю Га.
— О мадам, что может быть любопытного в секретах молодой девушки, которая до сих пор знала в жизни лишь несчастья.
