Звук, который возник позади нас, честно говоря, заставил меня приободриться — это был явно наш тягач. Хотя Гусебов и не обещал довезти меня обратно, но все же я рассчитывал прицепиться к его технике. Или, по крайней мере, потом, при случае, пристыдить. Поэтому я очень удивился, когда прапорщик накинулся на меня с упреками:
— Ты чего не ждал меня на развилке!? Я там зря десять минут простоял!
Я сделал крайне удивленное лицо и, кося под тупого, протянул:
— Ты же сказал, что не возьмешь меня…
Видно, папоротник сам забыл об этом, потому что орать перестал, и даже как бы ему стало неудобно.
Мы с худощавым Папеном быстро вскарабкались на броню, но тут наши пути разошлись: сержант бодро плюхнулся задом прямо в грязь, а я остался на корточках и решил держаться до последнего — мне было жалко свои штаны, итак не отличавшиеся чистотой.
МТЛБ крякнул, шумно испортил воздух черным выхлопом и потянул нас всех наверх — к жадно ожидавшим завтрака военнослужащим нашего блока.
По прибытии я сразу выцепил взглядом Васину фигуру, указал на нее Папену, и приказал ему бежать докладывать о своем прибытии. А сам торопливо затрусил быстрым шагом к солохиной «шишиге». Я залез наверх и сразу же принялся разбирать кучу грязных тряпок непонятного назначения. У меня были очень нехорошие предчувствия.
Ну и что вы себе думаете? Естественно, они полностью оправдались. Одна из грязных тряпок кое-что мне напомнила. А если более точно, она напомнила мне мой многострадальный вещмешок, который я так давно не видел, что боялся не угадать. Угадал я его по косвенным признакам — внутри лежали мои мыльно-рыльные принадлежности. Само собой, никаких консервов и водки там не было. Был котелок, кружка и…Ну и, собственно говоря, все. Я, кстати, уже и не мог вспомнить, а было ли там вообще что-то еще. Или больше ничего и не было?
Я выпрыгнул из кузова и потащил остатки своего барахла в землянку. Ну а что я еще мог сделать в такой ситуации? Волосы, что ли, выдергивать из разных мест? Не дождетесь… Кстати, слегка непривычное состояние постоянной трезвости начало мне нравиться. Это было что-то новое, необычное. Мне даже казалось, что я способен с призрением отвернуться от налитой рюмки. Правда, случая проверить эту гипотезу все как-то не представлялось. Но Вася расстроится. Конечно, расстроится. Мы так мечтали о моем вещмешке… Так мечтали вдвоем на холодном утреннем дежурстве, обойдя посты и трясясь от холода и сырости около буссоли, в которую, один хрен, из-за тумана мало что было видно.
