Блиндаж был вырыт в склоне, а это значительно облегчило труд. Кроме того, присмотревшись повнимательнее, я сообразил, что не вижу ни одного вывернутого камня. Зато вокруг меня были насыпаны целые курганы из глины. Заглянув на дно одного из окопов, я обнаружил на дне выступившую воду. Именно выступившую, а не попавшую туда за период дождей. Уж в этом-то я разбирался, простите, не в городе вырос.
— Ну да, — сказал я тихо сам себе, — когда копаешь мягкую землю, пусть даже это мокрая глина, то все же это не сравнить с нашими каменоломнями. Ну да, все правильно.
Я бросил взгляд на свою позицию. Она была намного выше, чем точка Швецова, и ее просто не было видно, из-за окутавшего вершину горы тумана.
— Нет, — сказал я, — мне больше нравится быть выше. Не хочу торчать где-то на дне, и чтобы кто-то смотрел на меня сверху вниз.
Мое исследование позиции наконец-то привлекло чье-то внимание. Дверца блиндажа приоткрылась, и оттуда выглянула любопытная востроносая мордочка с безобидными голубыми глазами. Я изумился.
— Вы кто? — спросил меня обладатель острого носа. Он меня не знал. Впрочем, я его тоже раньше что-то не видел.
— Я к старшему лейтенанту Швецову, боец. А вообще-то я ваш КВУ должен меня в лицо знать, товарищ.
Дверца захлопнулась, послышались чертыхания, и через пару минут вылез сам Дима: небритый, помятый, но с неизменной ехидной улыбочкой. Он выставил голубоглазое чудо впереди себя. Чудо держало в руках треногу, а за спиной висел прибор.
— Вот ваш теперь Попов, — сказал Швецов, — забирай его вместе с ПНВ, и дуйте обратно.
Собственно говоря, надолго зависнуть у комбата я и не надеялся. Все-таки я его неплохо изучил. Но уж на десять минут-то погреться мог и впустить, жлоб этакий. Ни фига…
— Вообще-то, — сказал я со значением, — мне еще Пятницкий нужен, по личному делу.
Швецов хмыкнул, но бросил через плечо:
— Пятницкий на выход!
Через несколько минут я увидел заспанную и недовольную физиономию товарища Пятницкого. Он был явно раздосадован пробуждением, а потому взгляд, который кинул на меня, был хмур и неприветлив. Я усмехнулся. Плевать, как он на меня смотрит, пусть вернет мое добро, и думает обо мне все, что ему заблагорассудится.
— Где мой вещмешок, дружище?
— Не знаю. Я его отдал Солохе еще в день приезда.
У меня подкосились ноги. Так значит все это время мои родные вещички находились прямо у меня под боком! А я и не знал! А с другой стороны говоря, что-то не наблюдал я их, хотя мы и брезент с Солохи сняли и вообще там часто лазали. Ну ладно, во всяком случае у меня появилась зацепка. Уж у Солохина то я выясню, куда делась моя водка, мои банки с тушенкой и мыльно — рыльные принадлежности.
