Доведя тестя до стойки регистрации и показывая на него уверенной рукой, Женя солидным голосом сказал:
— Это — референт товарища Рашидова, он везет дорогостоящую японскую аппаратуру. Пожалуйста, позаботьтесь о ее сохранности!
Тогда все знали, что Шараф Рашидов — не только Первый секретарь ЦК Компартии Узбекистана, но и кандидат в члены Политбюро, возглавляемого самим Брежневым. Поэтому люди на регистрации, не требуя дополнительных доказательств и подтверждая убедительность Жениной игры, сказали:
— Не беспокойтесь, товарищ. Мы проследим, — и, поставив на билете «референта» особую отметку, разрешили проводить его прямо в самолет.
Юзеф был нахмурен и нес магнитофон, прижимая его к взволнованной груди. Ему досталась роль молчальника из личной охраны.
Когда референт товарища Рашидова проходил в отстойник и двигался к самолету, Женя, слегка отстав, обратил внимание на его не вполне цековский вид, а особенно на дырчатую авоську, которую дорогой тесть не выпускал из цепкой руки. Из авоськи торчали невзрачная рыбка, ничем не прикрытые макароны и прочие демаскирующие тестя недефицитные продукты. Поэтому, доведя его до трапа, Женя подкорректировал легенду:
— Это — шофер референта товарища Рашидова, он везет… и т. д.
Но и тут оценили близость к руководству, и тут было обещано должное внимание, и видак благополучно улетел в Ташкент.
Долго ли, коротко, но «шофер референта» «товарища-тренера», и они «поставили» сказочную японскую аппаратуру в обыкновенный комиссионный магазин.
Никто не знает почему, но в ташкентском «комисе» к видеомагнитофону отнеслись скептически и резко снизили стартовую цену по отношению к идеализированной Юзефу сумме.
Но и это не помогло. Видак стоял на полке месяц за месяцем, и месяц за месяцем по согласованию с ленинградскими полувладельцами ташкентские полупродавцы снижали стоимость дивной игрушки. Ни один местный интеллигент не позарился на японское чудо, не говоря уже об узбекских рабочих и колхозниках-хлопкоробах. В чем было дело? Где крылась причина его упорной «неликвидности»? Кто разгадает загадку товарного спроса на рубеже времен и пространств? Кто осмыслит тайну тайн народного потребления?
«Хлеба и зрелищ» жаждал могучий имперский народ, что же за осечка вышла в богатой азийской земле? Зачем стоял и не хотел «уходить» в хорошие руки этот диковинный зверь?
Доныне струятся в душе эти и другие больные вопросы, на которые не смогли ответить не только шекспировский принц и чеховские интеллигенты, но и пророческий гений Пушкина.
