Увлеченный в те годы филологическими штудиями, тонкий знаток и мастер метрики, Ходасевич критически просматривает все существующие опыты, отмечая в отдельной тетради свои впечатления — поэтическую ценность, верность смыслу и образам оригинала, соответствие метрике. Если бы можно было полностью опубликовать его заметки, получился бы проиллюстрированный примерами сжатый и необычайно ценный курс теории поэтического перевода. Вот, например, что пишет Ходасевич о принадлежащем Н. Бергу переводе стихотворения «Rozmowa» («Разговор»), которому он предпочтет перевод Л. Мея:
«В подлиннике — все стих. обращено к возлюбленной. У Берга о ней в I-й строфе почему-то говорится в 3-м лице. Первая строка: "Не стало слов, не стало вдохновенья!" Как будто говорит о какой-то душевной опустошенности. У М. — наоборот, "Возлюбленная моя! К чему нам слова!" Далее М. сетует на то, что слова "выветриваются" до того, что даже возлюбленной кажутся мертвыми. У Берга же выходит так, что она справедливо сердится на его душевную пустоту и т. д. Он, видимо, просто не понял смысла Мицкевича в сонете».
О переводе Берга «Вечер и утро» («Ranek i wieczor»), вместо которого он включил перевод Н. Гербеля, Ходасевич замечает:
«12 строк разностопного ямба. Пересказ, искажающий подлинник совершенно: у М-ча сперва идет описание утра, потом — вечера. У Б. наоборот. При таких условиях говорить о точности не приходится. Никуда не годно».
Антологию предваряло следующее предисловие («От составителя»):
«Вторая четверть минувшего XIX столетия была золотым веком польской поэзии. Никогда до этого времени, ни впоследствии не звучала польская лира столь чистым и благородным звуком. Три поэта, которых творчество не может быть исключено из сокровищницы не только польской, но и всемирной литературы, жили и творили тогда одновременно. Эти трое — Мицкевич, Словацкий, Красинский. В их созданиях впервые с достаточной глубиной отразилась душа Польши. Они впервые, и к сожалению — только они, сумели исконно польское сделать общечеловеческим.
Адам Мицкевич — Пушкин польской литературы. Он первый предуказал ей пути развития национального. Он первый сумел подойти к народному творчеству и из этого родника почерпнуть основные мотивы своей поэзии. До него книжная польская литература была оторвана от народа. Только в его стихах впервые услышал народ отголосок своих волнений и дум.
Но не только своей поэзией дорог Мицкевич Польше. Во всем его творчестве и во всей его жизни находит поляк отражение лучших заветов своего страдающего народа. Как человек, Мицкевич был одним из величайших борцов за свободу родины. Как писатель, он вскрыл высший, религиозный смысл этой борьбы. Вот почему память о Мицкевиче живет в Польше, как память о подвижнике и герое. В этом смысле вся личность его сделалась одной из священнейших и прекраснейших легенд Польши.
