«То была практика, скажем так, оптического гегельянства, виртуозно проделываемая писательским цехом, где противоречия не столько снимались вышестоящими инстанциями, как у Гегеля, сколько делались прозрачными при помощи мегаглаза, для которого их существование лишалось всякой реальности»
[Недель 1999: 119].
Пища людоедки — образцовый объект желания, или Образец Питания: объект, который необязательно желать, но необходимо иметь. Наблюдение за питанием людоедки обеспечивает желание объектом: невозможный объект мощного желания людоедки присваивается глазом наблюдателя. Чтобы иметь объект желания, наблюдатель должен давать людоедке пищу, но он не должен давать ей питаться пищей. Людоедку следует кормить так же, как Ваня кормит Каштанку, как герой Зощенко удовлетворяет аппетит аристократки [ср. Жолковский 1999] и как Остап обходится с людоедкой Эллочкой.
В «Счастливой Москве» Платонова за «хищным» питанием Москвы Честновой наперебой следят несколько наблюдателей: Москва Честнова кормит наблюдателей питанием:
«Более других была нетерпелива и безумна Москва Честнова. Она выпила, никого не ожидая, стакан вина и покраснела от радости и непривычки. Сарториус заметил это и улыбнулся ей своим неточным широким лицом, похожим на сельскую местность. Его отцовская фамилия была не Сарториус, а Жуйборода …
Присутствующие же, хотя и сидели за обильным и вкусным столом, но ели мало и понемногу, они жалели дорогую пищу, добытую колхозниками трудом и терпением, в бедствиях борьбы с природой и классовым врагом. Одна Москва Честнова забылась и ела и пила, как хищница. Во время шума людей и уже позднего вечера в залу незаметно вошел Виктор Васильевич Божко и сел у стены на диване, не желая быть замеченным. Он увидел красную, веселую Москву Честнову, и вздрогнул от боязни ее»
[Платонов 1999: 37-38].
В повести Сорокина Ольга, питаясь под наблюдением, питает глаз наблюдателя, то есть питается Бурмистров, а Ольга подсматривает за чужим питанием, подобно тому как в другой повести героиня подсматривает за чужим оргазмом:
«Вскоре дрожь полностью овладела им. Марина пристально следила за его лицом»
[Сорокин 1998: I, 600].
В книге Бахтина о Рабле ликование народного тела — это сцена совокупного питания, но эта сцена существует только для «внеположенного» наблюдателя, поскольку находиться на сцене питания значит быть пищей. Сцена демонстрирует питание и сцена замораживает питание в виде бессмертного народного тела.
