Пыхтенье.
— Ну, не обязательно же мне все время быть Дайамонд!
Он мягко взял ее за руку.
— Грейс, ты Дайамонд! Все время. Ты не можешь быть никем иным, даже если захочешь. Я бы не хотел, чтобы ты была кем-нибудь иным.
Американец снова посмотрел на них. На ее руку, которую держал Дики.
— Хотя иногда я чувствую себя Виктором Франкенштейном, — пробормотал Дики.
— Ну что ж… — Она высвободила руку. — Мне придется заниматься тем же, чем занимаются остальные благонамеренные чудовища, и просить тебя удвоить мне плату!
— Ну же, мисс Бука! Ты бы лучше подумала, что, когда ты хмуришься, у тебя на лбу появляются морщины, а они старят тебя, я бы сказал, лет на десять.
— Ах, Дики, какой ты противный! С тобой просто бесполезно говорить о чем-нибудь серьезном. — Она тщетно искала глазами официанта. — Где же Джо? Нам нужно еще вина.
Американец отошел от своего столика.
Опустошив еще полторы бутылки, Дики с Грейс сели в такси и отправились в «Сайрос» на Орандж-стрит. Опять полил дождь, в городе резко потемнело. Грейс смотрела из окна на яркие витрины и лучи света, отражающиеся в мокрых мостовых. Люди бежали под зонтиками или толпились на автобусных остановках, но большая часть лондонцев уже легла спать.
— Кто, черт возьми, идет на вечеринку во вторник? — удивился Дики. — Это как-то нецивилизованно. И в честь кого вечеринка?
— Не припомню. — У Грейс в голове было туманно, как в сырую ночь. — Я потеряла приглашение.
— Великолепно! И она мне говорит только сейчас! Ты бы хоть сказала, что это в «Сайросе». Я полагал, что речь идет о небольшой джазовой вечеринке у кого-то дома. Если бы знал, я бы переоделся. Надел бы бабочку.
Грейс открыла сумочку, вынула черный шелковый галстук и протянула его Дики.
— Не волнуйся. Дайамонд всегда готова к неожиданностям. И будь веселее — в приглашении говорится, что там будет шампанское, наверняка превосходное!
Прилаживая галстук, Дики принялся рассказывать о «Сайросе» — другой ночи, другой вечеринке, — но Грейс не слушала, завороженная, как всегда, ночным видом площади Пиккадилли. А вот и «Биг нью уорлд», далеко опережающий «Пирсон и Пирсон». Самая знаменитая площадь, расположенная в месте слияния наиболее крупных улиц Лондона, была сейчас освещена яркой разноцветной рекламой известных фирменных марок. Энергичные усилия совета Большого Лондона по упразднению этой рекламы привели лишь к твердой решимости торговцев разместить ее возле своих заведений. На уровне земли, однако, из-за строительства новой станции метро все выглядело убогим, временным и ремесленным. На время проведения работ фонтан со статуей Эроса убрали, и сначала казалось, что с ней ушла и душа площади. Впрочем, Эроса убрали уже так давно, что Грейс едва припоминала, как он выглядит. В душе Пиккадилли, казалось, поселились новые объявления. Вопя «Швепс», «Боврил», «Джин Гордонс», они с таким же успехом могли бы кричать: «Я Лондон! Я будущее!»
