Газданов | страница 49
После этого Гайто изменил свое отношение к этой нервной и истеричной женщине. Успеваемость его не улучшилась, и они больше никогда не возвращались к тому странному разговору, но много лет спустя он нередко вспоминал ее рассказ и ощущал щемящую близость с этой немолодой, едва знакомой женщиной, способной к таким далеким путешествиям в прошлое. Гайто больше никогда не встречал ее, потому что к концу лета их занятия закончились — в тот год программа в гимназии была ускоренной, летних каникул не было: ученикам, потерявшим из-за войны много драгоценного времени, нужны были аттестаты.
К декабрю 1921 года командование Добровольческой армии наконец добилось выдачи виз русским «константинопольцам» и был объявлен список стран, принимающих их к себе на работу и учебу. Началось великое переселение. Гимназия, в которой учился Гайто, из Турции переехала в Болгарию.
«Володя уезжал из Константинополя один, никем не провожаемый, без слез, без объятий, даже без рукопожатия. Дул ветер с дождем, было довольно холодно, и он с удовольствием спустился в каюту. Он приехал на пароход почти в последнюю минуту, и потому едва он успел лечь и закрыть глаза, как пароход двинулся.
— Надо все же посмотреть в последний раз на Константинополь». [5]
Так представлял отъезд своего будущего героя из Константинополя Гайто, лежа на верхней полке вагона, забитого недоучившимися гимназистами. Их гимназию переводили в болгарский город Шумен. До того, как им объявили о переезде, Гайто никогда не слыхал названия этого города, хотя в географии всегда был силен. Но Болгария была не такая уж большая страна, чтобы после пятиминутного изучения атласа они вместе с товарищами не отыскали неизвестный доселе город неподалеку от Софии. Как устроится его жизнь и что ему сулит переселение из «дикой азиатской страны», которой он считал Турцию, в братскую православию Болгарию, о которой он еще ничего не знал, Гайто не задумывался. Лежа на верхней полке, под стук колес он предвкушал, как начнет описывать все, что ему удалось повидать за те три года, что он провел вдали от дома. В сущности, единственными островками благополучия, которые мелькнули на его пути, заполненном кровью, голодом и скитаниями, были константинопольские дома тех немногих эмигрантов, которым удалось как-то обустроиться на новом месте.
К ним принадлежали его сестра и ее знакомые. Больше всего Гайто хотелось написать именно о них, сумевших продолжать жить интересно и радостно, несмотря ни на что. Однако до того момента, когда он найдет в себе силы преодолеть давление «мрачной поэзии человеческого падения» и написать романы о драматических взаимоотношениях как таковых, где эмиграция будет лишь фоном, пройдет более десяти лет. А пока он обдумывал новые и новые сюжеты, поезд приближал его к Софии.