– Как же можно бить учителя! – весело подхватила Кермен. – Ну, покажи свое жилище.
Мать, обогнав сына, открыла дверь в маленькую комнатку и внесла табуретку, виновато заметив, что она у них пока что одна в доме.
– О, да тебе горожанин позавидует, – переступив через порог комнатки Мергена, воскликнула гостья, – такими шкурками ты обзавелся!
Возле маленькой железной койки лежала, распластавшись, шкура большой рыси, а над кроватью на лисьем мехе висело ружье.
– Такой мех под ноги! – возмутилась Кермен, – ну ты прямо как зайсанг!
– Сам убил. Мы с отцом ездили на Кавказ к его другу и там охотились, – ответил Мерген.
– Как же тебе это удалось? Ведь рысь очень осторожный зверь!
– Это верно. Подкралась так же тихо, как и ты. Только не заговорила, а сразу прыгнула на отца. А я спал в пяти метрах, под кустом. Мы оба отдыхали в лозняке после ночной слежки за этой хитрюгой. А выследила она. Когда она прыгала, под ногами у нее треснула хворостина. Я открыл глаза, а она огненной лентой летит на отца. Успел выстрелить, только когда уже вцепилась когтями в голову и плечо отца. На лбу отца от ее когтей остался глубокий след.
– Ты же мог попасть не в зверя, а… – закусив белый кулачок, в ужасе воскликнула Кермен.
Мерген усадил гостью на табуретку у окна, а сам сел на маленькую скамеечку за самодельным столиком, заваленным учебниками и тетрадями.
– Отец тогда впервые назвал меня охотником! – и, смущенно улыбнувшись, Мерген добавил – Да чего это мы заговорили об охоте!
– Мне интересно! – встрепенулась гостья. – Ну, а куда теперь? Или, как и зимой говорил – на библиотекаря?
Мерген молча кивнул.
– Хочешь, я тебе буду помогать, пока учебный год не начнется?
– У тебя своих дел по горло. Ты маме нужна. Ведь она теперь директор, и у нее даже в каникулы дел полно.
– Управлюсь везде. Мне теперь так хочется все время что-то делать, делать! – горячо говорила Кермен. – Ну расскажи, с чего бы ты начал работу в избе-читальне?
– Да у меня есть уже план, – и Мерген подал гостье тетрадь. – Только начинать надо все же с пристройки.
Кермен вскинула тонкие смолянисто-черные брови и показалась Мергену похожей на вспугнутую птицу, которая недоуменно и выжидаюше смотрит на мир. Маленькие, похожие на сочные ягоды, губы ее тоже раскрылись от удивления. Верхняя вздрагивала от нетерпения. И только нос, прямой и тонкий, с чуть приметной горбинкой, оставался строгим, гордым. Он был неизменно белым, даже когда розовые щеки и губы вспыхивали ярким румянцем.
