Наследие ван Аленов | страница 42
Это было похоже на возвращение к жизни после положения в гроб. Блисс дрожала и пошатывалась, как новорожденный жеребенок. Она как будто годами смотрела плохую, нечеткую, размытую копию фильма — и вдруг кто-то навел резкость.
Блисс чувствовала запах штокроз, растущих под окном комнаты, ощущала соленый привкус морского воздуха. Ее руки... ее руки принадлежали ей одной. Они были легкими и сильными, а не тяжелыми, как неподъемный камень. Ее ноги двигались. Она шла! Блисс зацепилась за ковер, охнула и пошла осторожнее.
Но свобода имела свою цену. Блисс ощущала присутствие Посетителя; он пребывал где-то у нее за плечом, как пассажир на заднем сиденье, ждал и наблюдал.
«Это проверка, — подумала она. — Он хочет посмотреть, что я стану делать. Нужно пройти испытание... Избавиться от Генри. Но Генри не должен заподозрить, что со мной произошло что-то странное».
Девушка открыла дверь спальни, наслаждаясь ощущением прикосновения бронзовой дверной ручки к ладони, и сбежала вниз по лестнице.
— Погоди! Мануэла! Впусти его! — Крикнула Блисс, вбегая в прихожую.
Какое это было удовольствие — снова слышать свой голос, чудесный грудной голос, разносящийся вокруг. Внутри, у нее в голове, он звучал совсем иначе. Блисс казалось, будто она поет.
— Блисс! Блисс! — Воскликнул лысый мужчина.
Генри ничуть не изменился: все те же очки без оправы, все та же одежда, подобранная в одном цвете. На этот раз Генри был в своем обычном летнем костюме — белая льняная рубашка и такие же брюки.
— Генри!
Генри расцеловал ее — точнее, воздух у ее щек.
— Я уже не первый месяц пытаюсь с тобой связаться! Это ужасное происшествие! О боже! До сих пор поверить не могу! Я так рад, что с тобой все в порядке! Можно, я войду?
— Да-да, конечно.
Блисс провела Генри в залитую солнцем гостиную, где их семейство принимало визитеров. Боби Энн увлеклась морской тематикой и немного переборщила. На стенах висели скрещенные весла, сине-белые подушки были отделаны веревками, и повсюду красовались миниатюры с маяками. Блисс попросила горничную принести напитки и устроилась среди подушек. Изображать великосветскую хозяйку дома оказалось нетрудно. Ее готовили к этому с детства. И только эта подготовка не позволила Блисс водить босыми ногами по ковру и подпрыгивать на подушках.
Она жива! Она снова в своем собственном теле! Она разговаривает с другом! Но Блисс следила за лицом так же тщательно, как и за своими мыслями. Нельзя показывать, что она вне себя от восторга — ведь у нее погибла мачеха и пропала сестра. Это определенно может вызвать подозрения.