- Сердце я себе ожег,- говорит Лохов, постепенно приходя в себя.
Панфил сбивает в шайках душистое мыло, я влезаю на полок, а купцы, растянувшись на лавках, начинают философский разговор.
- Чего я не понимаю - так это стыда! Например: при одной женщине можно ходить голым, а отчего же при трех - стыдно?
Кучер фыркает в шайку, разбрызгивая мыльную пену, а Лохов солидно замечает:
- Татары да турки, наверное, и при трех не стесняются...
И приятным баском напевает:
Сюр вотр жюп бланш
Брилье ля ганш...6
Они оба "придышались" и чувствуют себя так, словно рождены в этой адовой жаре. Сухомяткин, весь в мыльной пене, похож на цыпленка. Лохов неутомимо двигает пальцами, отжимая свою бородку. Пар разошелся, в бане светлее, потолок густо украшен опаловыми каплями влаги. Мигают заплаканные фонари, потрескивает булыжник в каменке.
- Жизнь, как бабу, обмануть надо, надобно уметь зубы заговорить ей,поучает хозяин кучера.- Ты сколько девиц обманул?
- Х-хы,- хрипит Панфил, растирая ему мягкую грудь.
А Лохов ведет умную беседу со мной.
- Неправильность, какую я вижу в газете вашей, та, что вы делаете из нее окружной суд,- внушает он мне.- Вы всё - судите, а это-лишнее! Как церква должна поучать нас, так газета обязана рассказывать нам обо всем, что и где случилось. А судить - не дело попов, того меньше - газетчиков.
- Верно,- скрепил Сухомяткин речь кума.
Тот продолжает, но уже не внушительно, а - с обидой:
- Газета для удовольствия жителей, а не для скандала. Утром сядешь чай пить, лежит она тут же, на столе, а ты не решаешься в руки взять ее,- в ней, может быть, такое про тебя сказано, что она тебе весь день испортит. А деловой человек нуждается в душевном спокойствии.
Я молчу. Этот человек имеет основания жаловаться: о нем пишут часто, но хорошо - никогда!
Стекла окна дымятся белым дымом. Липовая баня - точно восковая,тает.
- Я готов! - возглашает Сухомяткин.- Теперь - париться!
Он весь в мыле, как в страусовых перьях, лезет на полок, кучер снова поддает в каменку квасом, Сухомяткин визжит, а Лохов мрачно поощряет кучера:
- Жарь его! Пеки! Дьябль ан порт а люн...7
- Не ломайся в бане! - строго кричит ему кум.- Чертей в бане не поминают!
Наконец - вымылись, разваренные одеваемся, не торопясь, отдыхая от пережитых потрясений.
- Н-ну, теперь - поедим!-возвещает Сухомяткин, расправляя влажные бачки на кумачных округлых щеках.
В столовой, хорошо освещенной огнями люстры, огромный стол тесно завален хрусталем, серебром и тарелками разноцветных закусок,- это похоже на буфет вокзала. В центре стола - четвертная бутыль желтоватой водки, настой на сорока травах.
