Все слушали внимательно. Верили или нет — это уже другое дело…
Иногда понятнее всяких слов — дела. Уже 13 мая берлинцы прочитали в многочисленных объявлениях и листовках сообщение: «В целях регулярного снабжения населения Берлина советское военное командование… предоставило в распоряжение органов городского самоуправления достаточное количество продовольствия из фондов Красной Армии». В качестве первой помощи были предоставлены 96 тысяч тонн зерна, 60 тысяч тонн картофеля, около 50 тысяч голов скота, сахар, жиры и другие продукты. С 15 мая в Берлине началось упорядоченное снабжение населения продовольствием в соответствии с установленными нормами.
При подъезде к Бранденбургским воротам, служащим как бы пограничным столбом, если ехать с запада, был издали виден прикрепленный к одной из их колонн большой фанерный щит с надписью на английском языке: «Сейчас вы покидаете английский сектор». Если ехать с востока, можно было прочитать: «Вы въезжаете в английский сектор». Несмотря на надписи, разделение на сектора имело тогда символическое значение, так как перемещение между любыми секторами города было для всех беспрепятственным.
У Бранденбургских ворот путь нам преградила непроходимая толкучка. От главной улицы Берлина — Унтер-ден-Линден — до подножия обгоревшего здания рейхстага бурлила многотысячная толпа немецких, английских и американских спекулянтов, покупателей и зевак. Так называемая «рейхстаговка» (толкучка) решала многие проблемы своих клиентов.
Американские офицеры и солдаты в коротких курточках, подкатывая к базару на «виллисах», деловито вытаскивали из кузовов блоки сигарет, исчезали в толкучке и выныривали из нее с тяжелой поклажей: антикварными вазами, дорогими сервизами, картинами. Офицерам, как правило, помогали экстравагантные дамы. Груженные добычей машины уходили по Шарлоттенбургштрассе в западную часть города. Вспомнилась русская поговорка: «Кому — война, а кому — мать родна…»
Мы подошли к зданию рейхстага. Там много наших офицеров и солдат внимательно рассматривали надписи на колоннах и стенах, сделанные участниками штурма и потом представителями частей, которым не довелось участвовать в последнем штурме, обменивались мнениями о трудностях штурма этого символа Германской империи. Мы ходили как по музею, читая автографы победы, нацарапанные остриями штыков, стреляными гильзами, огрызками карандашей, которыми писались письма домой, а уже потом — краской.
