— Простите, не подскажите, как пройти в ашрам?
— Найт. Не понимайт. Я не говорит по-русски. — Ответил мужик и потопал своей дорогой.
Вежливый пес снова ткнулся в меня носом. На это раз — в спину. Посмотрел осмысленно-печально.
— Что, тебе тут тоже не совсем уютно? — спросил я у собаки.
Пес начал остервенело чесаться. Вспомнив о недоеденном бутерброде, я полез в рюкзак. Хлеб раскрошился, перемешался с маслом и кусками колбасы.
Пес принял угощение очень вежливо. Обдав ладонь горячим дыханием, осторожно слизнул кусочек колбасы, потом аккуратно подцепил зубами хлеб, не торопясь, сгрыз. Уселся рядом с рюкзаком, привалившись к нему спиной. Я потянул бэг к себе:
— Думаешь, я тут жить собираюсь? Прям посреди улицы? Не, до ночи нужно хоть кого-то найти.
Пес согласился, затрусил следом за мной.
У ворот следующего по улице дома сидела пожилая женщина и смотрела на небо. У нее были огромные синие глаза, волнистые седые волосы, собранные в толстую косу, и ухоженные руки. Пес подбежал к ней, виляя хвостом. Я решил, что женщина эта явно не местная. В Сибирской деревне не бывает настолько красивых старух с такими бездонными глазами. Ее и старухой, не смотря на седину, назвать неудобно.
— Не помешаю? — Спросил я, присаживаясь рядом с ней на скамеечку.
— Пожалуйста. — Улыбнулась женщина. — Меня зовут Нина Владимировна.
— Очень приятно. — Мне почему-то захотелось вытянуться "во фрунт" и щелкнуть каблуками. Но делать этого я, конечно, не стал, просто кивнул. — Максим.
— Вы — на праздник к бабаджистам?
Я пожал плечами:
— Не знаю. К индуистам я не отношусь. Просто приятель пригласил. Вы случайно не знаете такого — Олег Харуев? Они где-то в палатках тут живут. Должны жить…
— К сожалению, нет… По-над Тарой теперь каждое лето — палаточные лагеря. Много народа приезжает. Раньше меньше было…
Мы посидели еще немного. Пес устроился рядом с нами, положив голову на лапы, и, кажется, даже задремал.
Нужно было идти искать Олега, но я не мог заставить себя встать. Нина Владимировна показалась мне настолько необычной, что хотелось подольше побыть рядом с ней. У меня возникло странное ощущение: будто вокруг этой женщины — купол покоя и тишины. Деревенские звуки — звяканье ведер, крики хозяек, загонявших коров — доносятся словно сквозь вату.
— Хотите черники? — Неожиданно спросила Нина Владимировна. — Мужчины уехали на рыбалку. А черника пропадает…
— С удовольствием…
Она толкнула калитку, я шагнул вслед за ней. Во дворе под навесом стоял стол, грубо сколоченный из сосновых плах, и пара скамеек. Доски потемнели от времени и казались полированными. На столе грудой лежали пакетики с образцами почвы, стеклянные пробирки, прочая лабораторная мелочь, и стояла пластиковая бутылка с молоком.
