Лишь бы не было войны! | страница 8



("Тегеранская" и "Проспект Славы") пересекала Московско-Петроградскую линию с

переходом на "Московскую", потом пересекала Кировско-Выборгскую линию с

переходом на "Ленинский проспект" и шла вдоль Ленинского проспекта: станции

"Кораблестроительный институт" и "Улица Андропова". Поскольку Великой

Отечественной войны не было, должна отсутствовать вся связанная с нею

топонимика.

Я прошел через метрополитенный контроль, хладнокровно предъявив контролерше свою

студенческую карточку, чья стоимость равнялась стоимости "москвича". Тут мне

вспомнился чешский анекдот о человеке, который всякий раз, входя в метро,

предъявлял контролерше разные бумажки: от свидетельства о рождении до справки по

болезни, а под конец помахал просто рукой. Через пять минут я уже мчался в

переполненном вагоне метро. Приятно удивило меня отсутствие настырной рекламы. А

люди вокруг все те же, что и обычно: веселые, грустные, задумчивые, многие

читают.

Станция "Кораблестроительный институт" была украшена скудным орнаментом на

морскую тему и не имела эскалатора. Разумеется, нигде не сидели попрошайки.

Мороз на улице все крепчал, и мои глаза заслезились. Здания вокруг тоже

смахивали на сталинскую архитектуру: массивные формы, фигурные балконы, арки,

лепные карнизы, шпили. Все это строительство должно было занять много времени и

средств, но если этим людям не пришлось восстанавливать 1400 городов и поселков,

они могли позволить себе такую роскошь. А в просветах между этими дворцами

проглядывали самые убогие "хрущобы" с мусорными баками во дворах. Мой двойник

жил в доме похуже "сталинки", но получше "хрущевки" на тихой улице Героев

Халхин-Гола, почти совпадающей в пространстве с улицей Лени Голикова. Впрочем,

это не зависело от исторических случайностей.

Я поднялся на пятый этаж и позвонил в нужную дверь. Открыл мне сам Вальдемар.

Его удивление длилось гораздо короче, чем я мог ожидать.

— Я сразу узнал тебя, — пояснил он. — Ты звонил мне по телефону. А четыре дня

назад мне приснился дурацкий сон: прихожу я домой, а там я сижу. Откуда ты?

— Из другого мира.

— Понимаю, — он старался вести себя, как ни в чем не бывало: этакий дачник,

принимающий марсианина. — Из какого?

— Судя по тому, что я уже успел узнать, наши миры разветвились в 1941 году.

— Проходи, — пригласил меня он. — Я сейчас один.

Мы вошли в просторную комнату, служившую ему спальней и кабинетом — если

позволительно будет в конце XX века проводить такие градации. На столе стоял