пространство, где холод и нет кислорода.
Когда пятнадцатого мая я въезжал в городскую черту Москвы, смятение, царившее в
моем мыслительном пространстве, было сродни тому вихрю, который образуется в
голове человека, читающего сразу пятьдесят книг. В полупустом экспрессе я делил
свое купе со среднего возраста православным священником, едущим на какой-то
симпозиум в Сергиев Посад. По необъяснимой причине я всегда вызывал доверие у
этой категории людей, может быть, потому, что я вполне мог бы стать истым
священнослужителем, если бы не был навеки влюблен в исконную Природу,
обожествляемую моими белокурыми предками. Священник оказался ярым советистом:
— Никакие гонения на Церковь со стороны Советской Власти не сравнимы с тем
глумлением над православием, которое ожидало бы нас в России Керенского. Свобода
совести, видите ли, Вальдемар, есть неслыханное оскорбление Церкви, ибо она
ставит ее на одну доску с ересями. И мы понимаем, что в конечном счете
коммунисты ближе нам, православным, и душой и разумом, чем какие-нибудь пошлые
баптисты. Ведь многие революционеры вышли из духовных семей. А Сталин, вы же
знаете? учился в духовной семинарии. Вы знаете, что в 46 году он хотел
помазаться на царство?
— Да, я знаю…
— А то, что Сталин вернул нам браки, воскресенья, что он спас названия наших
русских городов, которые троцкисты в двадцатые годы хотели просто пронумеровать?
Да, да, называть по номерам!
— Я знаю это, да.
Священник был несколько удивлен моей осведомленностью.
— Сталин был консерватором, — продолжал я. — Идеалом государственного устройства
для него была Российская империя прошлого века. И вся его деятельность — это
неуклонная реставрация дореволюционных порядков.
— Да, скорее всего, вы правы, Вальдемар.
На перроне, как и в сороковые годы, проверяли документы. Комсомольская площадь,
где встречались приезжие из Казани, Ленинграда и Ярославля, была запружена
народом. Уже темнело, и я заторопился в недорогую привокзальную гостиницу. Я
бывал в Москве всего два раза в жизни, и мне не нравился этот город.
Стоя в длинной и малоподвижной очереди в регистраторскую в холле гостиницы, я
смотрел по телевизору юморину "Выбор Веры".
Вначале на эстраду вышел не то вавилонский маг, не то индусский махатма. Он
воскликнул:
— Кара-бурзу-бурзу! — и тут же пояснил. — Кто понял, тот познал шестую истину
третьего уровня.
Потом появился баптистский проповедник с дебильно-детским выражением лица:
— Дорогой друг, открой свое сердце Иисусу и купи акции Иисуса. Всем известно,
