прочая демократическая чепуха. Зато в набор дротиков для метания входили две
мишени, нарисованные на лбах китайца и негра. Ничего специально предназначенного
для девочек я тоже не заметил, и под конец купил большую ладью с резиновыми
викингами на борту. С этим я и вернулся к уже заждавшемуся меня Харальду,
который коротал время у обзорного магазинного телевизора, позволяющего под одним
углом зрения видеть весь центральный зал, а под другим — самого себя.
— Странно, — сказал я, когда мы садились в машину, — что у вас отсутствуют
игрушки для девочек.
— Так это ж был мальчишеский отдел. А девчачий — налево. Там сплошное
домоводство: куклы, посуда, детская мебель — в общем "Кюхен. Киндер. Кирхен"…
Мы рассмеялись.
— У нас ведь все иначе, чем в этой дебильной Америке. У нас женщина считает
своей ролью и долгом быть спутницей мужчины. И если женщина берет порой в руки
меч, то лишь затем, чтобы вовремя подать его своему мужчине… Моя сестрица,
правда, с этим не согласна. Она хочет быть валькирией. Но ничего — к двадцати
пяти годам она перебесится и поймет, что все равно лавры Ханны Райч для нее
недоступны…
Харальд — типичный немец, грубость и романтизм в нем нераздельны.
АВЕНТЮРА ЧЕТВЕРТАЯ,
в которой я попадаю на нордкарнавал, а Харальд становится героем дня.
И опять немецкой кровью
Можно миру дать здоровье.
Гейбель.
Женщина в штанах выглядит в Рейхе оскорблением общественной нравственности, и
поэтому, когда мы — я, Харальд и Ингрид — прибыли в громадное поместье фон
Гюнше, в холле, где мы по обычаю богатых немецких поместий расписывались в
гостевой книге, нас встретило множество девушек, одетых в яркие робронды времен
Фридриха Великого. На их фоне выделялись молодые люди в мундирах. Карнавал был
посвящен какой-то гетеанской дате.
Поместье заслуживает особого описания. Это был огромный ансамбль, по размерам
раз в десять превышающий усадьбу Кампенгаузенов. Летняя часть дворца, иначе его
и не назовешь, представляла из себя обширную веранду на фасаде под фигурным
готическим перекрытием на неожиданно массивных, почти дорических десятиметровых
колоннах. Здесь принимали гостей в теплый период года. За колоннами, которым мог
бы позавидовать и Исаакиевский собор, виднелась парадная дверь, увитая
праздничными фонариками. Два привратника растворили перед нами двери, а один из
них процитировал, уже не помню что, из Гете.
Внутренность этого огромного замка больше походила на внутренность музея или
театра, чем на обыкновенное жилище. По словам Харальда, прадед Ганса участвовал
