— Барраго-фокусник сейчас тоже в городе, — соображал мэр, — и он часто работает с Серафини. Вместе они устроят отличный спектакль.
— И она им поможет, Примо! Отличное зрелище! У неё красивые ноги, как у девушки, правда? — С той же тщательностью, с какой тёр стойку, он пригладил ладонью несколько сохранившихся волосков на лысине. — Знаешь, я мог бы заглянуть к ней в свой выходной, посмотреть, как она поправляется.
— Явный обман эта кровь, ничего она не исцеляет.
— Да-да, Примо, уверен, ты прав. Ты умный человек, образованный, но я только хочу убедиться: впрямь ли этот обман сотворил… ну, сотворил это чудо с чёрными шёлковыми чулками сестры синьоры Томмазо?
♦
На другом конце Урбино, в пустой красивой комнате эпохи Возрождения, освещённой лишь луной, двое мужчин ритмично хлещут третьего. С него сорвали рубаху и привязали к постаменту в виде изящной колонны, на которой стоит небольшая золотая статуя некоего древнегреческого или ещё какого божества, может Аполлона, столь же незащищённого, как большинство богов, от настойчивых просьб смертных. Руки мужчин обнажены, чтобы сподручнее было работать бичами, и в свете луны их кожа и кожа их жертвы кажется мраморной — бледной и холодной, как белый мрамор геометрического орнамента каменного пола.
За происходящим наблюдают двое — почтенные старики, оба скучают. Они все это уже не раз слышали. Призывы к маме, Богу, мольбы о милосердии. И: Боже[object Object] чего Ты меня оставил? И конечно, после первого сопротивления, после обещаний, которые он не сможет выполнить, истязуемый теряет сознание. Ночную тишину нарушают лишь влажные удары бичей.
Снаружи стоят трое других знатных граждан и беседуют с явным безразличием, хотя у одного из них — золотоволосого, как ангел, — вид несколько рассеянный. Взгляд его устремлён вдаль, он с мрачным спокойствием прислушивается — возможно, к звукам, доносящимся изнутри. Очень слабым звукам, поскольку у старого дома толстые стены. Это может быть писк летучих мышей, или шаги босых ног по мокрому мраморному полу, или повар отбивает толстый бифштекс.
Человек, конечно, кричит громче. Но люди, проходя мимо и замечая троих спокойно беседующих мужчин, решают, что разумнее следовать их примеру, и остаются глухи к приглушённым воплям. Нас это не касается, говорят проходящие. Если столь важные персоны считают, что нет необходимости вмешиваться, то почему мы должны это делать? Причин этих воплей может быть сколько угодно: снящийся кошмар, семейная ссора, репетиция пьесы. И в каком-то смысле очевидцы правы, происходящее — действительно репетиция, первая из многих, возрождение старого кошмара.
