, в которые заходил любой желающий мужчина, а с другой стороны заходила любая желающая женщина. При этом никакого разочарования: они знали, что они красавец и красавица и что понравятся друг другу. Но всякое достижение человечества, дорогой Никита, превращается в проблему. Сначала женщины, а потом и мужчины, стали слишком часто менять свои Ideal Cover на другие, тоже идеальные, но отличные по параметрам. Потом наступила эпоха апатии, когда никто никому не стал интересен. Видимо, природу не обманешь. Природа делает красивых людей редко, чтобы остальные, довольствуясь собой и друг другом, завидовали красивым и это держало бы их в постоянном тонусе неудовлетворенности. Только она, неудовлетворенность, есть двигатель прогресса. В шестидесятые годы появилась модная программа Anti-Ideal Cover, то есть некоторые начали сознательно портить себя. Они имели на первых порах бешеный успех. А потом всё пришло к прежним балансам красоты и некрасоты, зависящим от генетических особенностей.
Пластический хирург, к которому я пришла для совета, перенес в компьютер мое лицо и фигуру, потом стал показывать, что с этим можно сделать. Но мне всё не нравилось. Он менял, менял и менял, в результате получилось полное чудовище, на которое я смотрела с отвращением.
– Хорошо, – сказал он. – Давайте превращать это чудовище в то, что вам хочется, говорите сами, а я буду молчать.
Я говорила, он следовал моим указаниям, всё на глазах делалось лучше и лучше, пока я не сказала: «Стоп! Это то, что нужно!»
Он рассмеялся и поставил рядом зеркало.
И я увидела сама себя.
И опять поверила в свою внешность.
Но мне мешало неблагоприятно приобретенное свойство: после случая с клеем у меня началась аллергия. При этом клей, наверное, был не синтетический, а органического происхождения. Его, Никита, как я потом узнала, делали из костей и кожи убитых животных. Поэтому аллергия у меня была не только на клей, но и на всё, что напоминало его запах, – то есть в первую очередь на людей, ибо я в них с ужасом учуяла запах этого клея.
Я лечилась, мне выписывали лекарства, но всё равно это был очень тяжелый период. Я ведь поступила тогда все-таки в университет и училась бесплатно, помогли школьная золотая медаль и мои блестящие знания, сам декан называл меня лучшей студенткой, которую он видел за последние десять лет, но приходилось посещать занятия, а там вокруг множество людей и соответственно облака аллергических запахов. Мне приходилось затыкать нос кусочками ваты и дышать только ртом, что не полезно. Я ни с кем не дружила, не входила в тесное общение, меня считали странной. И одевалась я в это время темно, глухо, закрыто, будто была какой-то монастырной девушкой.
