- Я такие штуки видал - рассказать нельзя! - с гордостью и воодушевлённо говорил Пашка. - Один раз не жрал двое суток... совсем ничего! В лесу ночевал... Один.
- Боязно? - спросил Яков.
- Поди, ночуй, - узнаешь! А то собаки меня загрызли было... Был в городе Казани... Там есть памятник одному, - за то, что стихи сочинял, поставили... Огромный был мужик!.. Ножищи у него во какие! А кулак с твою голову, Яшка! Я, братцы, тоже стихи сочинять буду, я уж научился немножко!..
Он вдруг съёжился, подобрал под себя ноги и, пристально глядя в одну точку, - нахмуренный, важный, - скороговоркой сказал:
По улице люди идут,
Все они одеты и сыты,
А попроси у них поесть,
Так они скажут - поди ты
Прочь!..
Он кончил, взглянул на мальчиков и тихо опустил голову. С минуту длилось неловкое молчание. Потом Илья осторожно спросил:
- Это разве стихи?
- А ты не слышишь? - сердито крикнул Пашка. - Сказано: сыты - поди ты, - значит, стихи!..
- Конечно, стихи! - торопливо воскликнул Яков. - Ты всегда придираешься, Илья!
- Я и ещё сочинил, - оживлённо обратился Пашка к Якову и тотчас же быстро выпалил:
Тучи - серы, а земля - сыра,
Вот приходит осенняя пора,
А у меня ни кола, ни двора,
И вся одёжа - на дыре дыра!
- О-г-го-о! - протянул Яков, широко раскрыв глаза.
- Вот это уж - прямо стихи! - в тон ему подтвердил Илья.
Лицо Пашки вспыхнуло слабым румянцем, и глаза его так сощурились, точно в них откуда-то дым попал.
- Я и длинные стихи буду сочинять! - похвалялся он. - Это ведь не больно трудно! Идёшь и видишь - лес - леса, небо - небеса!.. А то поле воля!.. Само собой выходит!
- А теперь что ты будешь делать? - спросил его Илья.
Пашка мигнул глазами, оглянулся вокруг, помолчал и, наконец, негромко и неуверенно сказал:
- Что-нибудь!..
Но тотчас же снова решительным голосом объявил:
- А потом - опять убегу!..
Он стал жить у сапожника, и каждый вечер ребятишки собирались к нему. В подвале было тише и лучше, чем в каморке Терентия. Перфишка редко бывал дома - он пропил всё, что можно было пропить, и теперь ходил работать подённо по чужим мастерским, а если работы не было - сидел в трактире. Он ходил полуголый, босый, и всегда подмышкой у него торчала старенькая гармония. Она как бы срослась с его телом, он вложил в неё частицу своей весёлой души, и оба стали похожи друг на друга - оборванные, угловатые, полные задорных песен и трелей. Вся мастеровщина в городе знала Перфишку как неистощимого творца разудалых и смешных "частушек", - сапожник был желанным гостем в каждой мастерской. Его любили за то, что тяжёлую, скучную жизнь рабочего люда он скрашивал песнями и складными, шутливыми рассказами о разных разностях.
