Темная лошадка | страница 13
Риту облачили в мягкую пижаму и оставили в покое. Она вытянулась среди белых простыней на мягкой пружинной кровати и задумалась. Кто же теперь присматривает за Дэнни? Ребенок еще совсем мал и не привык к чужим. Внезапный страх заставил похолодеть: а вдруг отец уже приказал увезти мальчика домой и она никогда больше его не увидит?
Примерно в ту минуту, когда паника достигла предела, в палату снова вошла сестра, но на этот раз с Дэнни на руках. Точнее говоря, сначала до слуха несчастной матери донесся громкий рев, а потом уже появилась вышеупомянутая пара. Рауль Даниэль де Сен-Сирк решил проявить силу характера, доставшуюся ему по наследству, и орал во всю мощь своих легких.
— Мне кажется, что это ваш, — произнесла сестра. — Видимо, решил, что приемный покой недостаточно хорош для него. Или что мы хотим его похитить. В общем, требует мамочку.
Рита с облегчением протянула руки и взяла истошно вопящего младенца. Тот обхватил мать ручками за шею и удовлетворенно замолк.
— Кто за ним присматривал?
— Высокий темноволосый мужчина, он приехал вместе с вашим супругом. Но в детях, как мне кажется, не очень разбирается.
Бедняга Филипп, с искренним сочувствием подумала молодая женщина, обнимая свое дитя. Закоренелый холостяк, да еще и отставной военный. Пришлось же ему пережить несколько нелегких минут!
Занятая общением с сыном, она не сразу заметила, что дверь в очередной раз открылась и в палате появился Рене. Увидев маленького Дэнни на руках у Риты, он замер. Сестра тихо вышла, тактично оставив супругов наедине.
— Ты… ты уже познакомился с Дэнни? — неловко произнесла молодая женщина.
— Нет. Его привез сюда Филипп в твоей машине. Я был слишком занят.
Услышав незнакомый мужской голос, малыш крепко вцепился в мать, с недоверием уставившись на Рене. В его возрасте многие дети боятся незнакомых людей, и для сегодняшнего утра их было более чем достаточно. Несмотря на все самообладание, по лицу отца ребенка прошла судорога. Рита знала, о чем сейчас думает этот холеный светловолосый мужчина. О том, что первенец даже не узнает его. Не узнает и, более того, боится.
— Рене… мне так жаль, — покаянно произнесла она, пытаясь проглотить комок, стоящий в горле. — Прости меня за все, что я натворила.
— Да ты, верно, не в своем уме! — Тонкие черты лица Рене слегка исказились: было видно, что он с трудом сдерживается, чтобы не заорать во весь голос. Сегодняшние гонки с препятствиями и реанимацией подкосили не только его жену. — Как ты посмела таскать моего сына по каким-то захолустьям, словно маленького бродягу! Как ты посмела поставить меня в такое положение, что я должен был оправдываться перед полицией только за то, что хотел увидеть собственного ребенка! И после всего этого ты решила отделаться сентиментальными словечками! О каком прощении может идти речь?