— Кормилица, ты не считаешь, что я поторопилась, изгнав этого негодяя из дворца? Возможно, следовало его прежде проучить? Зачем об этом думать сейчас, — Генриетта махнула рукой и отвернулась от Жюли. Она не обратила внимания на попытку последней ответить… на прозвучавший вопрос.
— Этот мерзкий развратник покинул дворец. Дело сделано, так что следует забыть о нём.
Жюли подумала о том, что Генриетта впервые говорила о претенденте на её руку после его отъезда. Более того, он, по всей видимости, не давал ей покоя. Иначе она давно бы лежала в постели.
— Я слишком много говорю об этом мерзком графе. Он явно недостоин моего внимания. Но он достоин самого худшего отношения к себе, — тут же возразила Генриетта, видимо, не до конца осознавая, что затевает спор с самой собой, — и с этой точки зрения я могу говорить о нём всё, что угодно. Например, что он безмозглый, наглый, бесцеремонный, отвратительный, уродливый.
— А мне его сиятельство показался весьма привлекательным, — осмелилась высказать своё мнение Жюли.
— Его сиятельство? — Генриетта выговорила эти слова, словно выплюнула их, — да этого негодяя даже «его ничтожеством» назвать язык не поворачивается. А ты — «его сиятельство». Хотя, если добавить одно слово, получится неплохо. Например: «его мерзкое сиятельство» или «его развратное сиятельство». Этот мерзавец одинаково заслуживает всех слов. Да ладно, он убрался из дворца. Я его больше никогда не увижу. Так что следует забыть о нём.
Генриетта широко зевнула. Она уже собиралась встать перед Жюли, чтобы та приготовила её ко сну, когда где-то внизу раздался оглушительный грохот.
Генриетту мгновенно охватило негодование. Кто посмел нарушить её покой? Не медля ни мгновения, она ринулась из своей опочивальни. Выйдя в коридор, она торопливо последовала к лестнице. Жюли, оставив ночное платье, последовала за ней. Она едва поспевала за Генриеттой. Жюли слышала гневное бормотание Генриетты:
— Я покажу этим нерадивым олухам. Я покажу этим бездельникам…
Они достигли лестничной площадки и начали спускаться вниз. У Генриетты был весьма грозный вид, и Жюли явно опасалась за участь провинившихся. Она знала, что виновные будут наказаны. Генриетта никому ничего не прощала. Однако всё оказалось не совсем так, как представляли себе обе женщины.
Ещё издали Генриетта заметила толпу сгрудившихся слуг. Они стояли спиной к ней и лицом к входной двери, возле которой, несомненно, что-то происходило. Что именно, Генриетта не могла видеть. Спины слуг ей мешали. Она незаметно спустилась в холл и, остановившись буквально в нескольких шагах от молчаливо застывших слуг, грозным голосом спросила:
