— Я не смогла бы сформулировать лучше,— призналась Лори,— но даже если мы ошибаемся, не грех перестраховаться. До заседания Совета Директоров тебе следует где-то укрыться.
— Я согласен уступить тебе пальму первенства по части осторожности,— ответил Хук на ее комплимент,— но давай взглянем на вещи здраво. Официально я скончался прошедшей ночью в больнице, куда был привезен из отеля «Галактика», и где в меня стрелял мерзавец Минадо. Об этом имеется официальное медицинское заключение.
— Ты забываешь о том, что после нападения тебя видели в отеле живым,— не удержалась от замечания Лори.
— Я ничего не забываю,— возразил Аксель.— И я не говорю, что меня застрелили в отеле. Я говорю лишь о том, что, следуя рекомендациям врача скорой помощи, обратился в клинику, где произошло резкое ухудшение самочувствия, закончившееся летальным исходом.— Он выразительно посмотрел на Лори.— Несмотря на все старания врачей.
Лори молчала, недовольная всем: и изворотливостью Сола, а в особенности — неумением отстоять свою точку зрения. Ведь она чувствует, что права, а соглашается с ним! И как это у него получается?!
— Ночь я провел в доме Мтомбы,— продолжал Аксель.— Первую половину дня я просидел в кабинете Токадо, вторую — в ресторане, а вечером мы с тобой гуляли по пляжу — лучшего места для покушения не придумаешь. Согласна? — И, не дожидаясь ответа, продолжил: — Ты заметила хоть что-нибудь подозрительное? Я — нет. Так стоит ли на ночь глядя пороть горячку?
Некоторое время они ехали молча, глядя на огни ночного Космополиса. Девушка переживала очередное «поражение», Хук давал ей время остыть, прийти в себя, стать прежней веселой и беззаботной Лори. Однако что-то в словах спутницы против воли продолжало тревожить и его. По большому счету она права — от излишней осторожности никому еще не было вреда. Но и с рассудком не поспоришь — если его пожелают достать, они это сделают, и тогда остается надежда только на силу, изворотливый ум, интуицию. С нарочитым упорством он продолжал смотреть на проплывающее за окном многоцветье огней. Цветная реклама никогда не нравилась Акселю, но сейчас он едва ли не впервые в жизни осознал ее частицей и своей жизни тоже. Жизни, которую кто-то хочет исказить, а, быть может, и отобрать.
Такси плавно затормозило у парадного входа, и в тот же миг перед ним появился швейцар, услужливо распахивая двери машины. Аксель расплатился и, очутившись снаружи, подал девушке руку, помогая выйти. Воздух снаружи оказался теплее, чем в охлажденном кондиционером салоне такси, и Аксель с наслаждением вдыхал ночные ароматы, показавшиеся сейчас необыкновенно приятным. Он удивился тому, что словно бы вновь открыл для себя воздух, насыщенный с детства знакомыми запахами, на которые давно уже привык не обращать внимания.
