Маска, плотный гладкий кусок фарфора, сидела как влитая. Эсхель был действительно мастером. Не видя его, этот низкорослый, молчаливый дарм, всего лишь по памяти почти сумел восстановить его настоящий облик. Севэриан одел плащ, накинул капюшон, чтобы скрыть уши и спустился вниз. Всю жизнь в комнате не просидишь, а ему еще столько нужно было сделать. Он бросил последний взгляд в зеркало. Фальшивое фарфоровое лицо было бесстрастно и равнодушно. Идеальное лицо для светского общества, искренние эмоции здесь никогда не приветствовались. И по крайне мере маска удобнее, чем шлем, когда при каждом неловком движении кажется, что он развалится вместе с головой.
Брат повернулся на звук шагов и сразу же деликатно отвел глаза. Этикет, проклятые бы его побрали. Родной брат опасается на него смотреть… Йин, уже отмытая, переодетая в нормальную одежду вместо тех непонятных обносков, выронила вилку и, глуповато приоткрыв рот, уставилась на него. Светлые волосы рассыпаны по плечам. сплошные белые рюши и оборочки. Почти кукольный вид, и кто бы знал, как резко рушится это впечатление, сразу же когда она раскрывает рот. Эта бояться точно не будет. Севэриан про себя понадеялся, что она не засмеется, и дело было не в его особой чувствительности. К нападкам на свою внешность со стороны этой хамоватой девчонки он уже привык. Но ужинали они не одни. И смех в данной ситуации прозвучал бы по меньшей мере настораживающе.
Йин не засмеялась. Она даже не стала что-то орать ему через весь стол. Не стала вскакивать со стула или еще как-то нарушать проклятущий этикет. Хотя по глазам видел, что высказаться ей хотелось. Даже слишком. Но вместо этого она косо, быстро глянула в сторону гостьи. Бледной, немного неуверенной аристократки, сидящей на самом краешке стула, словно готовясь в любое мгновение сорваться с места, как испуганная птица.
— А вот и Севэриан. Простите, что мой брат заставил себя ждать.
Незнакомка коротко, даже как-то робко кивнула и взглянула на него, надолго остановившись взглядом на маске. Расплавленное золото волос, когда-то почти детские кудряшки, чуть вздернутый нос, бледное лицо и невероятно зеленые глаза. Он ее узнал, несмотря на то, что прошло довольно много времени.
Он познакомился с ней, как водится, на балу.
Шелест платьев, шорох ткани, разговоры, разговоры, ноющие виски, движения строго по этикету под нелепую музыку, которые почему-то называются танцем. Он ненавидел балы. Эту традицию люди высшего света взяли у высокорожденных нелюдей, но то, что естественно для альва, смотрится слишком нелепо для человека. Люди не созданы вести вдумчивые разговоры о возвышенном, о прожитых временах и накопленном опыте под расслабляющую музыку, с хорошей закуской для уюта и ощущением спокойствия. Разговоры заменили сплетни, вместо тонкой чарующей слух музыки стали приглашать всяких криворуких менестрелей, просто потому что так нужно, это подходит по положению, а не потому что они умеют петь. И танцы… не плавные неторопливые движения, как трепетание крыльев бабочки, потому что лишь в танце можно узнать собеседника так, как никогда не узнаешь в разговоре, сколь сильно бы он не открыл тебе душу. Все это стало лишь бесконечным шорохом платьев, каплями пота на высоком лбу из-за туго затянутого корсета и сбитого дыхания. И не поймешь, то ли ты так этой девице нравишься, то ли она вот-вот рухнет в обморок.
