и воспоминания. Не дать им разойтись.
Обмякнув в руках Жан-Клода, я сжала руки Огюстина. А в мозгу у меня что-то прошептало: «Так это был не единственный раз?» Чья это была мысль, моя — или ее? Я не знала, да и без разницы это было, потому что вопрос прозвучал.
И меня бросило в гущу воспоминания, от которого я скрюченными пальцами стала когтить воздух. Лежащий сверху Огги вдавливал Жан-Клода в постель.
— Non, ma petite, non!
Тело Жан-Клода прижалось ко мне всей своей прекрасной наготой, но этого было мало. Это не сила Белль давила на меня. Она поняла то, что я лишь недавно сама узнала: я умею одалживать силу других вампиров, если они используют ее против меня. Некоторые виды силы держались дольше других, некоторые уходили сразу, но вот этот не уходил. Не уходил, и избавиться от него я не могла.
Я вскрикнула, вцепляясь в голые руки Огюстина, но это не помогло. Не помогло.
— Тогда возьми воспоминание целиком, Анита, — сказал Огги. — Увидь все.
Мы оказались в комнате — небольшой, но элегантной. Огги в кресле, Жан-Клод перед ним на одном колене, со шляпой в руке, со склоненной головой.
У этого Огги желтые волосы спадали до плеч. Одет он был в синее и серебристое, кружев слишком много — на мой вкус.
— Итак, слухи верны. Ты оставил ее добровольно.
Жан-Клод кивнул и поднял глаза.
— Это так.
Огги засмеялся:
— Ты добровольно покинул рай, когда я рыдал в аду, желая хоть последний раз взглянуть на него. — Он покачал головой, вздохнул, и веселье сбежало с его лица. — Но если ты оказался достаточно силен, чтобы оставить рай, я тебя доставлю на берег. Знаю я один корабль, и капитану его я доверяю.
— И куда идет этот корабль?
— В английские колонии. Сейчас они называются Соединенные Штаты Америки. Но, честно говоря, не важно, Жан-Клод, куда тебе плыть, лишь бы только прочь с этого континента и подальше от нее.
Жан-Клод снова опустил голову, и если что и было в его глазах, показывать этого он не хотел.
— Я не могу заплатить тебе, Огюстин. Я ушел, не взяв ничего.
— Это будет дань твоей храбрости, ибо ты оставил рай не однажды, но дважды. Дважды, когда я все бы отдал, чтобы его вернуть.
Жан-Клод поднял лицо, прекрасное и непроницаемое — такое лицо бывало у него, когда он скрывал свои мысли.
— Ты тоскуешь о Белль — или об ardeur’е?
— О них обоих.
— Белль я тебе вернуть не могу, но поделиться с тобой ardeur’ом — в моей власти.
В мгновение ока лицо Огюстина осветилось желанием, нуждой такой острой, что она сверкнула в глазах, как сверкает в облаках молния. И тут же лицо стало спокойным, голода как не бывало — но мы его видели. В этот миг я перестала видеть комнату как парящий призрак, я оказалась в голове Жан-Клода, как была внутри него и Белль в предыдущем воспоминании.
