Огги поклонился мне очень низко:
— Анита, я не знаю, что сказать. Очень сожалею, что я ее с собой привез. Я знал, что она ревнива, но не знал, что ревнива до безумия.
— Ревнива? — спросила я.
— Она, как жена Сэмюэла Теа, видит в каждой женщине соперницу, которую надо поставить на место.
Я нахмурилась:
— Так что, они старались друг друга перестервить?
Он взглянул на меня удивленно:
— Ты действительно не понимаешь, почему она тебя невзлюбила, как только ты вошла?
Мика притянул меня к себе, обнял одной рукой. Я поглядела на одного, на другого:
— Чего?
— Нет, — ответил Мика. — Она не понимает.
— Чего я не понимаю?
— У тебя красота от природы, — сказал Огги. — Банни лицо и фигуру получила от искусства людей; почти все ее лучшие черты возникли под ножом хирурга. Ты идешь, вся естественная, и в одежде, и все равно сильнее привлекаешь внимание всех мужчин. Когда ты стояла с Теа и Томасом, все мужские глаза были прикованы к тебе. Мы тебя хотели, хотели коснуться тебя так, как это редко бывает.
Я почувствовала, что краснею, попыталась это прекратить — как всегда, не вышло.
— Ты несешь чушь, Огги, — сказала я.
— Мы смотрели на тебя и на сирену — на двух, если не считать мальчика. Видели двух существ, созданных из желания, и не на бледную красоту смотрели все глаза, Анита. На темную.
Я нахмурилась:
— Огги, мне не надо так умасливать самолюбие, говори, что хочешь сказать. Если хочешь что-то сказать.
— Давай я переведу, — предложил Натэниел.
— Что значит — переведу? — обернулась я к нему.
Он взял меня за руку и покачал головой. На его лице было выражение — что-то вроде «я тебя люблю, но до чего же ты забавная».
— Ты перевампирила сирен, Анита.
— Как это?
— Я думаю, — сказал Огги, — потому что твоя власть — над мертвыми и над нежитью. Мне говорили, что твой подвластный зверь — только леопард.
Я кивнула:
— Да, но метками Жан-Клода ко мне привязаны еще и волки.
— Мои люди — ни то, ни другое. Они — львы, и все же ответили на твой зов.
У него за спиной стояли двое — привезенные им самим как телохранители и пища, и мне еще сказали, что как кандидаты в pomme de sang, хотя Огги, как и Сэмюэл, этой истории с яблоками дал новый поворот. Огги надеялся уговорить кого-нибудь из наших новых лондонских вампирш уехать с ним и устроить домашний очаг. Хотел заполучить себе в постель кого-нибудь из линии Белль. Может быть, это и предрасположило Банни к приступам гнева — в конце концов, он приехал сюда выбрать ей замену.
