Я только успела сказать: «Натэниел!» — но он уже стоял передо мной. Та потусторонняя энергия, что умеют излучать все ликантропы, исходила от него и дрожала у меня на коже. Ростом он был пять футов шесть дюймов, то есть как раз достаточно высок, чтобы ему в глаза я смотрела снизу вверх. От злости лавандовые глаза потемнели до сиреневых — можно было бы так сказать, если бы цветы могли пылать злостью и силой личности. В этих глазах был Натэниел, и одним своим взглядом он меня провоцировал, вызывал его отвергнуть.
А я не хотела его отвергать. Я хотела завернуться в него, в эту энергию, от которой мурашки по коже, завернуться как в шубу. Последнее время у меня почти любой стресс уходил с сексом. Боишься? Секс уменьшит страх. Злишься? Секс тебя успокоит. Печальна? Развеешься от секса. Я подсела на секс, как на иглу? Может быть.
Но Натэниел не предлагал реальный секс — он хотел столько же внимания, сколько я уделила Мике. Справедливо.
Руками, ртом, телом я заполнила оставшуюся между нами дистанцию. Энергия его зверя пролилась вокруг, и это было как в теплой ванне с едва заметным электрическим зарядом. Натэниел был одним из самых униженных моих леопардов, пока один метафизический случай не возвел его из pomme de sang в моего подвластного зверя — то есть зверя, слышащего мой зов. Я — первая среди людей-слуг вампира, обретшая вампирскую способность призывать животных. Все леопарды слышат мой зов, но Натэниел у меня особенный. От этой магической связи выиграли мы оба, но он больше.
Он меня поднял в воздух, взяв руками за бедра, и даже сквозь джинсы дал мне ощутить, насколько рад моей близости. Настолько рад, что я даже пискнула, когда он меня к себе прижал.
Резко, неприятно, будто задыхаясь от злости, Ронни сказала:
— А когда ребенок будет, прямо у него на глазах будете трахаться?
Натэниел окаменел. А голос Мики за моей спиной переспросил:
— Ребенок?
Это слово ударило в комнату как молния — с той разницей, что стало очень тихо. Так тихо, что я слышала, как шумит кровь у меня в голове. Натэниел застыл так неподвижно, что его будто и не было, не чувствуй я рукой его пульс. Я боялась шевельнуться, боялась вздохнуть. Как в последнюю секунду перед перестрелкой, когда знаешь, что сейчас будет, что любое движение, любая мелочь сейчас будет искрой в пороховой бочке, и ты не хочешь, чтобы эта искра исходила от тебя.
Натэниел посмотрел на меня, и этого хватило. Этот взгляд будто разорвал тишину, и звуки вернулись.
