Мыльный пузырь злости давно лопнул. Дети выехали из города. Крошево звёзд было щедро разбросано по небу. Серебряное море степи, словно вышитое гладью ковыля, застыло в ночном штиле. В отдалении тёмным пятном, как обломки кораблекрушения, громоздились кибитки.
Марика спрыгнула с коня и дала Глебу знак сделать то же самое. Он спешился. Ловко спутав ноги лошадей, девочка пустила их в цыганский табун.
— Пускай подождут нас здесь, — сказала она, любовно похлопывая белолобого.
— А что, если Варга уже спит? — забеспокоился Глеб.
— Она никогда не спит, — отрезала Марика.
Прячась за кибитками, дети обогнули догорающий костёр, возле которого, завернувшись в одеяла, отдыхали цыгане. Только одна старуха, сморщенная, как сухой сучок, сидела перед тлеющими углями. В отблесках умирающего огня её смуглое лицо напоминало растрескавшуюся кору старого дерева. Она сидела неподвижно, как деревянный идол, отрешённо уставившись на игру света на головешках. Только кольца дыма, поднимающиеся из длинной глиняной трубки, говорили о том, что она не изваяние.
Марика молча стояла, не обнаруживая своего присутствия. Глеб тоже ждал, когда Варга заметит их. Но та, погружённая в свои мысли, витала где-то далеко. Внезапный вопрос старухи застал мальчика врасплох.
— Зачем он здесь?
Варга не пошевелилась, продолжая глядеть в другую сторону, и для Глеба осталось загадкой, как она умудрилась увидеть или, скорее, почувствовать их присутствие.
— Он вступился за меня и поделился хлебом, — ответила Марика на вопрос старухи.
— Чего он хочет?
— Чтобы ты помогла избавиться от колдовства.
— Скажи ему, что он напрасно пришёл. Моя сила не для людей чужого племени.
— Но в нём есть цыганская кровь, — пылко заверила девочка.
— Цыганская кровь?
Варга впервые оторвалась от созерцания головешек, мельком глянула на Глеба, а потом уставилась на Марику, ожидая объяснений.
— Вот. — Марика схватила Глеба за рукав, поспешно подтащив к старухе, знаком приказала показать запястье и сама вскинула руку. Оборки на широком рукаве упали, обнажив едва затянувшийся порез.
Варга молчала. Колечки дыма перестали вылетать из трубки, будто дыхание жизни покинуло её. Глеб с волнением ждал решения старухи. Через несколько мгновений оцепенение отпустило старую цыганку, её бесстрастное лицо переплавилось в маску гнева, смешанного со страхом. Цепкими крючьями пальцев она ухватила мальчика за руку, впилась глазами в линии на его ладони, а потом резко отпихнула Глеба и издала стон, переходящий в вопль смертельно раненного зверя.
