C помощью Интернета мне удалось познакомиться с частью дневниковых записей Вернадского, относящихся к 1920-м годам, и они не оставляют сомнений в искренности ученого, свидетельствующего о феномене проскопии, или, иначе, предсказаний в его судьбе и постановке ему научных задач на будущее со стороны неизвестных разумных сил. Есть надежда, что дневники Владимира Ивановича будут опубликованы полностью, и тогда каждый желающий сможет лично убедиться в их реальном существовании.
Напомню: 57-летний ученый в тот год только что пережил заболевание сыпным тифом и был на грани смерти.
«В мыслях и образах мне пришлось коснуться многих глубочайших вопросов бытия и пережить как бы картину моей будущей жизни до смерти. Это не был вещий сон, так как я не спал – не терял сознания окружающего, – читаем в его записях. – Это было интенсивное переживание мыслью и духом чего-то чуждого окружающему, далекого от происходящего. Это было до такой степени интенсивно и так ярко, что я совершенно не помню своей болезни и выношу из своего лежания красивые образы и создания моей мысли, счастливые переживания научного вдохновения».
Но все же лучше, пожалуй, обратиться к соответствующим страницам оригинала, разумеется, с некоторыми купюрами, которые я делаю для краткости повествования. Итак:
«Вторник, 9.III.1920.
Не писал более месяца. Перенес сыпной тиф. И сейчас нахожусь еще в состоянии выздоровления. Слаб. Пишу всего полчаса – в первый раз. Мне хочется записать странное состояние, пережитое мною во время болезни. ...Помню, что среди физических страданий, во время впрыскивания физиологического раствора и после, я быстро переходил к тем мыслям и картинам, которые меня целиком охватывали. Я не только мыслил и не только слагал картины и события, я, больше того, почти что видел их, а может быть, и видел, и, во всяком случае, чувствовал – например, чувствовал движение света и людей или красивые черты природы на берегу океана, приборы и людей. А вместе с тем я бодрствовал.
Я хочу записать, что помню, хотя помню не все. То же советуют мне близкие – Наташа (жена Вернадского. – Примеч. Г. Б.), Нина (дочь), Георгий (брат), которым я кое-что рассказывал. И сам я не уверен, говоря откровенно, что все это плод моей больной фантазии, не имеющий реального основания, что в этом переживании нет чего-нибудь вещего, вроде вещих снов, о которых нам, несомненно, говорят исторические документы. ...И может быть, в случае принятия решения: уехать и добиваться Института живого вещества – действительно возможна та моя судьба, которая мне рисовалась в моих мечтаниях?»
