к этой вещи он отнесся, напротив, чрезвычайно одобрительно. Хорошо отполированная, выдержанная — эта доска не даст трещин, нет, даже через сто лет. «Лучший кусок дерева не выходил из Америки». Он отличался склонностью к гиперболам. Лорд Питерсфилд был страшно разъярен; он тут же рассчитал своего плотника. После этого он заявил мистеру Клью, что ему нужен Джорджоне, и мистер Клью отправился и добыл ему картину, в которой каждая линия была как бы собственноручной подписью Джорджоне.
— Мне это очень нравится, — сказал мистер Клью, тыкая пальцем в одну из мыслей, которыми Липиат уснастил предисловие каталога. — «Гений, — он поправил очки и стал читать вслух, — это жизнь. Гений — это сила природы. В искусстве гений — единственное, что имеет значение. Современные импотенты, боящиеся гения и завидующие ему, изобрели для самозащиты понятие „художник“. Художник с его чувством формы, стилем, преданностью чистой красоте и так далее, и тому подобное. Но понятие „гений“ включает в себя понятие „художник“; каждый Гений обладает, между прочим, и теми качествами, которые импотенты приписывают Художнику. Художник, не обладающий гением, — это строитель фонтанов, из которых не течет вода». Очень верно, — сказал мистер Клью. — Удивительно верно. — Он отметил абзац карандашом.
Мистер Олбермэл произнес пароль.
— Очень сильно сказано, — сказал он.
— Я тоже всегда так чувствовал, — сказал мистер Клью. — Эль Греко, например…
— С добрым утром! Что вы тут говорите насчет Эль Греко? — одним духом произнес чей-то голос. Тощий, длинный, обтянутый кожей скелет мистера Малларда возник перед ними, как призрак нечистой совести. Мистер Маллард писал каждую неделю в «Еженедельном обозрении». Он обладал огромными познаниями в области искусства и питал искреннее отвращение ко всему прекрасному. Из современных художников он признавал одного лишь Ходлера. Со всеми прочими он расправлялся с беспощадной жестокостью: в своих еженедельных статьях он разрывал их в клочья со священным рвением кальвинистического иконоборца, вдребезги разбивающего изображения Пресвятой девы. — Так чтб вы говорите об Эль Греко? — повторил он. К Эль Греко он относился с особенно страстной ненавистью.
Мистер Клью улыбнулся мистеру Малларду с таким видом, точно желая его умилостивить: он боялся его. Восторги мистера Клью ломаного гроша не стоили по сравнению с учеными и логичными презрительными отзывами мистера Малларда.
— Я просто хотел привести его в качестве примера, — сказал он.
