Скажем, печати купить и начать
Ставить на каждом закате печать.
Чтобы закат у дороги шоссейной
Как экспонат изучался музейный,
Чтобы из мира он выбыл со штемпелем,
Зарегистрирован розово-пепельным,
Чтобы отметил спектральный анализ,
Как эти краски хрустально менялись.
Может быть, дети в столетье тридцатом
Сложат по этим соцветьям закаты,
Сверят по рубрикам, сложат по кубикам,
Смажут по небу карминовым тюбиком,
И над каким-нибудь городом хмурым
Небо зажгут золотым абажуром, —
Это стихи мои вспыхнут, как хворост,
Это закат мой зажжется ещё раз.
Я умиленно составлю каталог
Дынно-лимонно-оранжево-алых,
Медных закатов,
Дымных закатов,
Летних закатов,
Зимних закатов,
Тощих и розовых
В рощах березовых,
Распространённых
В тихих затонах,
Свет расплескавших
В лиственных чащах,
В бешеной ярости
Брошенных в заросли,
Где-то на пастбищах
Медленно гаснущих,
— А закат все ниже стекал
И наполнял сияниями
Вечернего неба стакан,
Поставленный между зданиями.
Он жил лохматым зачумленным филином,
Ходил в каком-то диком колпаке
И гнал стихи по мозговым извилинам,
Как гонят самогон в змеевике.
Он весь был в небо обращен, как Пулково,
И звезды, ослепительно-легки,
С ночного неба просветленно-гулкого,
Когда писал он, падали в стихи.
Врывался ветер громкий и нахрапистый,
И облако над крышами неслось,
А он бежал, бубня свои анапесты,
Совсем как дождь, проскакивая вкось,
И в приступе ночного одичания
Он добывать со дна сознанья мог
Стихи такого звездного качания,
Что, ослепляя, сваливали с ног.
Но у стихов совсем другие скорости,
Чем у обиды или у беды,
И у него с его судьбой напористой
Шли долгие большие нелады.
И вот, когда отчаяние вызрело
И дальше жить уже не стало сил, —
Он глянул в небо и единым выстрелом,
Все звезды во вселенной погасил.
Неслышно входит городское лето
В отмеренное для деревьев гетто,
Где пробегает по дорожке пёс
И где деревьев несколько вразброс,
Тревожно размещая светотени,
Стоят, как декорации на сцене.
А чуть поодаль — каменный потоп:
Плывет за небоскребом небоскреб,
И снова небоскреб за небоскрёбом
Вздымается гигантом темнолобым.
А я стою под ветром и листвой,
Я от листвы и ветра сам не свой,
И этот сад почти как остров странен,
Мне кажется, что я — островитянин,
И что когда-то, может быть, в раю,
Я видел эту бедную скамью,
И эту невысокую ограду,
Я помню пса, бегущего по саду,
И предо мной встает со дна морей
Сад затонувшей юности моей.
