Я всё не спал. Всё слышал крик татарский.
Там шла орда, повозки волоча.
А месяц плащ брильянтовый по-царски
Дарил земле со своего плеча.
Как пристань отдалена!
Куда нас ветер забросил?
Расплавленная луна
По капле стекает с вёсел.
То — через волны — вперёд,
То — между волн — в коридоре:
Это вразвалку идёт
Широкоплечее море.
Ветер! Волною завесь
Лодку! Вали ее на бок!
Кира, ты слышишь, я весь
Снова у губ твоих слабых?
Татарка моя! У тебя
Вишня запуталась в чёлке.
Мы уплываем, гребя,
Веслами раздробя
Эту луну на осколки.
Так же звезды барахтались в озере,
Был и месяц — такой же точь-в-точь.
Разметала последние козыри
Перед нами любовная ночь.
Если б знать, что дано нам выгореть,
Что любовь уплывет на плоту,
Что у дома простая изгородь
Проведет между нами черту,
Что дорога разлук неминуема,
Что она уже рядом легла.
Я убил бы тебя поцелуями,
Я бы сжег наше детство дотла.
Я уже по-иному слышу,
По-иному глаза сильны.
Эта ночь раскроила крышу
Оловянным кастетом луны.
…А, быть может, ты рядом, Лида?
Из окна мне записку брось.
Мы, как линии у Эвклида,
Параллельные, вечно врозь…
Беспорядок мыслей бессонных,
Нет с ночами лунными сладу.
…Всё гуляет береза в кальсонах,
Как сумасшедший по саду.
Ты разгребаешь пальцами тоску
И, наконец, разламываешь губы,
И сваливаешь грузную строку,
Как сваливают сосны лесорубы.
Не тронь ее: еще ей небо снится.
И топором не обрубай мечты!
Уже плывут куда-то по странице
Твоих стихов веселые плоты!
Пусть критики цепляются за сучья
И где-то пишут умные слова!
Есть у поэтов глупые созвучья,
Которым всё на свете — трын-трава!
Пусть ополчатся на твои стихи!
Их ремесло — пилить пилой тупою
За то, что не нанялся в пастухи,
Которые их гонят к водопою.
Будет холод в забытой квартире.
Будут лаять дворовые псы.
Кто-то бросит последние гири
На мои золотые весы.
И о землю ударится чашка,
Утомленная чашка весов.
И меня молчаливо и тяжко
Перекроет могильный засов.
И подымется чашка вторая,
Всю земную прорвав шелуху.
Я не знаю, дойдет ли до рая,
Только знаю, что будет вверху.
