Мне показалось, что она не искренно благодарит.
Я не часто встречал её, но, после этого случая, встречи наши стали ещё реже, - вскоре она и совсем исчезла из города, а уже спустя года четыре я увидел её на пароходе.
Она ехала из приволжской деревни, где жила на даче, в город к мужу, была беременна, хорошо и удобно одета, - на шее у неё длинная золотая цепь часов и большая брошь, точно орден. Она очень похорошела, пополнела и была похожа на бурдюк густого кавказского вина, которое весёлые грузины продают на жарких площадях Тифлиса.
- Вот, - сказала она, когда мы дружески разговорились, вспоминая прошлое, - вот я и замужем, и всё...
Был вечер, на реке блестело отражение зари; пенный след парохода уплывал в синюю даль севера широкой полосою красного кружева.
- У меня уже есть двое ребят, жду третьего, - говорила она гордым тоном мастера, который любит своё дело.
На коленях её лежали апельсины в жёлтом бумажном мешке.
- А - сказать вам? - спросила она, ласково улыбаясь тёмными глазами. Если б тогда, у стога, - помните, - вы были... смелее... ну - поцеловали бы меня... была бы я вашей женой... Ведь я - нравилась вам? Чудак, помчался за водой... Эх вы!
Я рассказал ей, что вёл себя, как показано в книгах, и что - по писанию, священному для меня в ту пору, - нужно сначала угостить девицу в обмороке водою, а целовать её можно только после того, когда она, открыв глаза, воскликнет:
- Ах, - где я?
Она немножко посмеялась, а потом задумчиво сказала:
- Вот в том-то и беда наша, что мы всё хотим жить по писанию... Жизнь - шире, умнее книг, сударь мой... жизнь вовсе не похожа на книги... Да...
Достав из мешка оранжевый плод, она внимательно осмотрела его и сморщилась, говоря:
- Негодяй, подложил-таки гнилой...
Неумелым жестом она бросила апельсин за борт, - я видел, как он закружился, исчезая в красной пене.
- Ну, а теперь - как? Всё ещё живёте по писанию, а?
Я промолчал, глядя на песок берега, окрашенный пламенем заката, и дальше - в пустоту рыжевато-золотых лугов.
Опрокинутые лодки валялись на песке, как большие мёртвые рыбы. На золоте песка лежали тени печальных ветел. В дали лугов стоят холмами стога сена, и мне вспомнилось её сравнение:
"Точно африканская пустыня, а стога - пирамиды..."
Очищая другой апельсин, женщина повторила тоном старшей и как бы наказывая меня:
- Да, была бы я вашей женой...
- Благодарю вас, - сказал я, - благодарю.
Я благодарил её - искренно".
