Властелины безмолвия | страница 29
Она замолчала, по лицу ее бежали слезы. А я опустил голову.
— Я и есть тот самый человек, которого пригласил Грегори Ватсон.
— Из Мельбурна?
— Да. Из Мельбурна…
— Так это ты!
— К несчастью, аппарат был разрушен не полностью… и я его восстановил… Он функционирует…
— Боже мой!..
Она рывком села, но я попытался успокоить ее, говоря:
— Я никак не могу понять одну вещь. И меня она очень волнует. Неужели Грегори Ватсон был так сведущ в электронике, что сумел создать столь сложный аппарат?
— Нет, конечно.
— Но как же тогда это у него получилось?
— Не знаю…
— Но ведь получилось же в конце концов…
— Эта идея пришла ему в голову во время сна.
— Любопытно…
Она пожала плечами.
— Он приводил в качестве примеров случаи с Нильсом Бором,[5] создавшим во сне квантовую теорию, Тартини,[6] написавшим «Дьявольские трели», Кекуле,[7] открывшим бензол тоже во сне…
— Но ведь Нильс Бор все же был физиком, Тартини — музыкантом, а Кекуле — химиком. Но Грегори Ватсон, он-то что понимал в электронике?
Наступило молчание. Я не решился задать еще один вопрос, который так и вертелся у меня на языке.
Мне хотелось узнать, каковы истинные причины, толкнувшие Валери укрыться в этом кошмарном мире.
Конечно, в основе лежали угрызения совести, конкретизировавшиеся в ее подсознании. Могила не что иное, как символ самонаказания.
Исходить нужно отсюда, именно отсюда. Но дальше все становится гадательным и необъяснимым. Ведь не могла же Валери сама создать это неведомое измерение. Для нее оно не более чем психологическое отступление. Отступление сознания или отступление, связанное с воздействием «психорастворяющего» наркотика? Себе я, конечно, задавал этот вопрос, но как только пытался заговорить с ней о невидимых существах, которые преследовали нас с тех пор, как мы выбрались из могилы, ее охватывал необоримый ужас. Она казалась мне пленницей этого неизвестного мира.
Самостоятельное возвращение ее к нормальной жизни было вещью совершенно невозможной, выше ее сил и воли. Но разве не то же самое происходит и со мной?
Разве не точно так же оборваны все мои связи с внешним миром?
Однако мне кажется, что теперь, при моей поддержке, она обрела и силу, и волю. Точно я не могу сказать, но интуитивно чувствую это. Ну и что же дальше?
Я опять вынужден возвратиться к мысли, что Валери, сама того не сознавая, остается инструментом материализации, свидетелем которой я был перед своим переходом сюда. Однако мне следует быть очень осторожным, прежде чем внушить ей эту мысль.