Я резко поворачиваюсь. Разве была нужда этому идиоту будить во мне имя Арабеллы? Будить прошлое, которое я давно уничтожил, растоптал ногами с отвращением и презрением, вдохновлявшим меня?
— Нет. Я не думаю, что именно этого не хватает Джонам Кларкам. Кое-что другого, но не этого. Да, В-1, существует то, чего не хватает нашему обществу, то, что бледнеет, тает и исчезает в наших воспоминаниях. Вера.
Я смотрю на своего все еще бесстрастного двойника.
— Да, нашему человечеству не хватает жертв и тех, кто их приносит. Ему нужен миф, чтобы оживить стертые воспоминания, нужен священный памятник вечной истины. Истина и миф, принадлежащие и относящиеся только к Джонам Кларкам!
Я протягиваю руку и указываю на самую высокую вершину среди холмов, окаймляющих горизонт:
— Вот… Я придумал! Голгофа Джонов Кларков! Та, куда избранный отнесет свой крест!
— Но… Ваше Величество, он воскреснет!
— Разумеется!
— До скончания времен!
— До скончания времен!
Он ломает пальцы, колеблется, затем решается с выражением замешательства и ужаса:
— Но КТО, Ваше Величество?
Повернув лицо к холму, я разглядываю увенчанную светом вершину:
— Неважно! Христос Джонов Кларков уже существует! Не было никакой церемонии. Драма на Голгофе прошла без Иуды, без Вараввы, без криков ненависти и побивания камнями. Был лишь один Джон Кларк, несущий свой крест по скалистой тропе, безразличный ко взглядам остальных Джонов Кларков.
В тишине, воцарившейся в мире, вечность саваном упала на символ человеческой веры и боли.
Неожиданно мне показалось, что я — единственный зритель этой драмы. И сам же переживал ее. Я ощущал булыжники, разбивающие в кровь мои босые ноги… Я познал боль своей плоти и боль своей души… Я любил ненавистное… Я прощал непрощаемое…
Я кричал: "Милосердия!" и молил своих братьев о спасении.
Но я был один! Мир вокруг меня исчез… Ничего больше не было… Ни городов, ни дорог, ни дворцов… Ни Джонов Кларков, собравшихся на склонах холма. Я был один. Совсем один… Потея и вздыхая под своей ношей в тишине и молчании. Я закрыл глаза, успокаивая боль, и понял, что крест изготовили и поставили в страшной спешке… Меня несли… волокли… поднимали… и я чувствовал, как железо разрывало мое тело под яростный перестук молотков, заставивших тишину дрожать от их кощунственного шума и грохота. Я смотрел… мир снова возник из небытия…
Он снова жил у моих ног, Джонов Кларков, бесстрастных и восторженных, застывших в немом восхищении.
Да, я пережил и перечувствовал все это. Я был Им, Тем, кто, как я видел, умирал на кресте, с головой, увенчанной жалким терновым венцом, и умоляющим ртом, так и не дождавшимся воды.
