Вернулись споки, как и следовало ожидать, ни с чем.
Недолго посовещались, их старший вышел с кем-то на связь. Я поняла из контекста, что они отправляются прочесывать этот участок леса.
Наконец, мы остались наедине с Гилоисом. Он виновато пожал плечами, потер лысеющую макушку и ответил на мой незаданный вопрос:
— Тут, недалеко, убили пресс-секретаря министра финансов. При каких-то темных обстоятельствах. Споки землю роют, на них контора давит. Вообще, обстановка какая-то неспокойная… может, тебя в город забрать?
— Заберите.
Гилоис качнул большой головой:
— Пожалуй, нет. Слишком далеко от лаборатории.
Где лаборатория, я не знаю. Очнулась уже здесь, в этом поселке.
Куратор еще час посидел, взял пробу крови, поспрашивал о самочувствии и удалился.
Я осталась на кухне. Это самое уютное место в доме. И здесь лучше всего слышно, как стучат о подоконник капли.
В те часы я ненавидела всех и все. Вот только период, когда битая посуда и расколотый об пол бытовые приборы приносили облегчение, прошел еще в прошлом году. Жду. Чего — сама не знаю. И с каждым днем все трудней принять решение. Прав Гилоис — малодушная дура я и есть…
Просидела до сумерек, прокуривая обновленные легкие. Жаль, спиртного нет. Куратор пресекает любые попытки обзавестись чем-нибудь алкогольным. Раньше я плевала на это с высокого забора. Раньше, когда могла позволить себе поездку в город. Теперь такая поездка кажется героическим поступком.
Когда в дверь позвонили, я решила, что это сосед. Он любит вечерком зайти, поговорить о чем-нибудь важном. О том, что дождь — это плохо, например. Самое большее, на что я могу рассчитывать — рекламщики. Но и они появляются здесь раз в полгода. И в этом полугодии уже были…
После третьего звонка все же дотянулась до костылей, поползла вниз.
Не глядя, открыла, пожалела.
За дверью стоял побирушка в рванье. При нем — девочка лет семи, тоже одетая кое-как.
Урод, мог бы пойти работать, или в распределительный центр, так ведь нет. Я думала, таких на этой планете уже извели, как класс. Все же индустриальный мир, хоть и с проблемами.
— Я милостыню не подаю, — буркнула и закрыла дверь. Почти. Потому что из-за двери услышала девочкин голос:
— Пошли отсюда! Здесь нет людей…
Ну, что же. И вправду — нет.
Я все же сползала на кухню, забрала из хлебницы буханку, понесла попрошайкам. А что было делать?
Но когда открыла дверь, мизансцена поменялась. Бродяга лежал в глубоком обмороке на ступеньках, девчушка хлопотала рядом.
