Ночь. Бахрушин медленно выходит из проходной, идет к "Волге". И вдруг останавливается, увидев мотоцикл Редькина. Пустая площадка, только "Волга" и мотоцикл. Железная глазастая зверюга с детенышем. Бахрушин долго стоит и смотрит на мотоцикл. Одна мысль: "Неужели он умрет?"
Ночь. За столом под абажуром перед большой чашкой чая, неподвижно глядя куда-то вдаль, сидит Главный Конструктор. "Редькин, – думает он. – Какой же он, этот Редькин?.. Никак не могу вспомнить его лицо… Фамилию помню. Редькин, который у Бахрушина делает мягкую ТДУ. Хорошо помню… А вот лицо… Очень трудно, и… очень надо запоминать лица… Я обязан помнить тысячи лиц… Редькин, Редькин…
Говорят, увлекся и забыл обо всем… Но где-то, в главном, он прав: что стоят те, которые не увлекаются! Увлеченность должна быть постоянным состоянием человека… Редькин, Редькин, никак я тебя, дружище, не вспомню…" Вошла жена.
– Пей чай, Степа. Совсем остыл… И ложись, уже поздно.
"Надо заехать к нему", – думает Степан Трофимович.
И сейчас ему кажется, что он съездит, завтра же съездит в больницу, выберет время и съездит… Он не съездил: утром он улетел в Москву.
Прошло два месяца.
Вечер. Пустынная набережная. Вдалеке две маленькие фигурки. Погромыхивая бортами, летят грузовики. А легковые машины – сами по себе. И даже как-то не верится, что в них – люди. Сидят, смотрят по сторонам, видят эти две маленькие фигурки у гранитного парапета. Слепые, деловитые легковые машины, вроде бы живущие своей, не связанной с людьми жизнью.
Андрей и Нина идут по набережной: там всегда мало народа. Андрей в штатском.
Серый костюм, модный такой, "пижонский", с разрезами по бокам пиджак.
– А вот еще, – весело говорит Андрей. – Вспомнил. Американец, француз, англичанин, русский и еврей летят в самолете…
– Раздолин, что с тобой? – перебивает Нина.
– А что?
– Вот я и спрашиваю: что?
– Ничего…
– Почему ты сегодня все скользишь из рук, похохатываешь… Что-нибудь случилось?
– Ничего не случилось.
– Это неправда. Но ты можешь не говорить. Только не надо вот так…
Андрей молчит. Идут дальше, вроде бы как и шли, а уже не так: произошло еле уловимое смещение фигурок на пустынной набережной.
Слушай, – говорит Андрей. Он останавливается, берет ее за плечи. – Хорошо. Я скажу. Ну кому же я еще могу сказать?.. Нина, это очень важно. Сегодня было решение: полетят Воронцов и я.
– А Толя? – рассеянно спрашивает Нина.
