Народному языку отец учился у народа, что кажется несколько странным, если учесть необщительность Старика, но странности были у него не редкостью. Он учил этот язык, бродяжничая в молодые годы, продолжал учить и в зрелом возрасте. У него была какая-то особая способность завязывать разговор с людьми в горах – пастухами, дровосеками, углекопами, рабочими карьеров. Ему достаточно было сказать «добрый день», сесть передохнуть, небрежно предложить сигареты – и разговор тек сам собой. Отец никогда не задавал таких вопросов, которые могут показаться собеседнику подозрительными или глупыми. Он вообще не имел привычки приставать с расспросами, а ждал, пока разговорится другой. Старик внушал горцам доверие своим загорелым, почти деревенским лицом, выгоревшей кепкой и старой одеждой. Так что если горцам и удавалось учуять в нем человека «ученого», то самое большее, за кого они его принимали, это за сельского учителя.
Достаточно было провести несколько дней в лесах и среди гор, чтобы отец преобразился. Мускулы лица расслаблялись, морщины на лице расправлялись, на губах часто играла тонкая улыбка с бесчисленными нюансами. Казалось, даже голос его становился мягче, добрее. И когда я издалека наблюдал за ним, тощим и неподвижным, застывшим как серна на вершине какой-нибудь скалы, мне казалось, что этот человек рожден не для кабинетной тиши и гор пыльных книг, а его место здесь, под открытым небом, где он должен рисовать цветы и деревья, записывать сказки, рассказываемые простыми людьми, и жить в простом шалаше из веток у горного костра. Так мне казалось, но так ли это на самом деле, я не знал.
На первый взгляд может показаться, что образцом человека должна быть натура гармоничная, хотя она может представлять собой великолепную гармонию недостатков, и даже прекрасная гармония может скрывать в своей глубине неподозреваемые конфликты. Имеются, разумеется, гармоничные натуры, вызывающие восхищение именно своей красотой, цельностью характера. Отец не был такой натурой. Это был сложный узел противоречий. Он боролся с этими противоречиями, тонул в своих слабостях, то и дело его заносило на поворотах силой инерции, но он все же он продолжал свой путь вперед. С присущей ему прямотой он не раз говорил мне, что не хочет, чтобы его образ жизни служил мне примером для подражания. Однако есть вещи, которые, хоть и не заслуживают подражания, вполне заслуженно внушают уважение. Конфликтный характер несет свою неповторимую патетику, когда в периоды потрясений и срывов достигает вершин правды и человечности.
