Тут, у речки, место моей боевой славы. Отличился месяц назад.
Брел куда-то, в такую же жару. В кармане тоскливо лежали два юаня. Я мучительно соображал, как бы на них выпить пива. Не получалось никак: три юаня бутылка, минимум. В мозгу полудохло плескались различные варианты, сценки из «Двенадцати стульев», гордое нищенство Остапа, с криками «Дэнги давай! Давай дэнги, я тебэ гаварю!» вслед туристам, бессмертное «Мосье, же неманж па сис жур…» несчастного Кисы Воробьянинова… Похмелиться было нужно отчаянно, так что Будда все же услышал мою скрытую мольбу: из кармана, спешившего в школу толстого пионера, вывалился юань, звякнул, подпрыгнул и покатился по асфальту. Обогнув мусорную кучу, завертелся возле сливной решетки…
Еще было много местных, из уличных продавцов, кто заметил. Я не ожидал, что все ринутся.
Но мне было нужнее.
Шанхай приучает к двум вещам. К южному разморено-ленивому состоянию и, одновременно, к быстроте реакций — броску в сторону нужных тебе объектов. Замешкаешься, начнешь щелкать клювом — в пойманное тобой такси усядется кто-нибудь другой, а на свободное место в автобусе плюхнутся сразу двое. Не приготовишься к выходу из вагона метро — и едва откроются двери, толпа с платформы впихнет тебя обратно…
Ждать и уступать тут просто не принято — надо жить самому.
В споре за юань победила спортивная сноровка.
Пива тогда я все же выпил.
По-хозяйски располагаюсь на парапете. Слева пачка сигарет, справа бутылка, сам в центре композиции. Локти на горячем бетоне, рожа потная и, наверняка, красная. Болит сердце.
Когда-нибудь меня тут хватит инфаркт. Если умру, отправят ли мое бренное тело в Москву, или в целях экономии места и веса, сначала кремируют? Топлива на меня уйдет побольше, чем на среднего китайца. И как станут отправлять — в пакете, урне, коробке? Почтой, или просто с оказией?
В моем контракте об этом ничего не сказано.
Хорошо, если меня тут просто прирежут. Как у Есенина — в кабацкой драке, под сердце финский нож… Мать уже вряд ли станет выходить в шушуне на дорогу…
Но меня не убьют в Шанхае, разве что сам попаду под автобус или свалюсь с моста: здесь безопасней, чем в Артеке во времена моего пионерства. Ночью можно идти через город, по самым диким трущобам и пустым улицам. Не окликнут, не окружат, не зайдут сзади. Не тормознет автомобиль с мигалкой, не будут вглядываться в тебя из-под козырька фуражки пустые жестяные глаза. Здесь не заложат в подвал гексоген. Смешно вспоминать, как в том далеком московском сентябре, после взрыва на Каширке, я дежурил с мужиками-соседями у подъезда и спал на кровати одетым, на случай повторной беды.
